Непокоренная Березина - Александр Иванович Одинцов

узле в Могилеве постреливали для острастки трассирующими зенитные пулеметы. В самом Пашкове в ту ночь был большой праздник: отмечали вторую годовщину нападения фашистской Германии на Советский Союз. Из офицерских и солдатских клубов доносились звуки военной музыки, жужжание кинопередвижек, голоса в изрядном подпитии… Даже после Сталинградской катастрофы геббельсовской пропаганде удалось вселить в офицеров и солдат вермахта уверенность в реванше в предстоящей летней кампании 1943 года. Они гуляли и пили за успех предстоящих летних наступательных операций. У офицеров-танкистов учебного центра был для этого весомый повод: подготовка экипажей для «тигров» и «пантер» — оружия реванша — завершалась. Но они не знали, что в эту ночь прилетят около полусотни советских бомбардировщиков и разнесут в пух и прах их танковую школу вместе с «тиграми» и «пантерами».

Обходя в темное время посты сигнальщиков, расположившихся вокруг немецкого гарнизона, командир сводной группы останавливался чуть ли не у каждого, ложился рядом, спрашивал:

— Ну как? Что слышно?

— Гуляют, празднуют, — был один и тот же ответ.

— Это нам и надо, — отвечал командир и тревожно посматривал на часы. Самолеты что-то задерживались.

Но вот давно навостренные уши уловили знакомый, радостно колыхнувший сердце гул. Воздух надсадно зазвенел, вначале легко, потом тяжелее, массивнее. И вот уже отчетливо слилось: «Везу, везу, везу!..»

— Летят родные! Летят! — воскликнул командир, сняв фуражку и всматриваясь в небо. — Всем ли вам удалось пробиться сюда? Но ничего, ребята. Вы долетели. Вы уже у цели.

Бомбардировщики шли на небольшой высоте и потому их гул был услышан в Пашкове с большим запозданием, когда до подлета к городку оставалось очень мало времени. В офицерских собраниях и солдатских клубах гулянка продолжалась вовсю. Из ведущего бомбардировщика взлетела красная ракета. Сигнал: «Свети, ребята!»

— Огонь! — скомандовал командир группы и первым выстрелил из ракетницы.

Десятки ракет взвились в небо и, рассыпая искры, повисли над городком. Из темноты высветились деревянные и кирпичные казармы, навесы с боевой техникой, освещенные окна и колонны офицерского клуба, жилые дома, столовые, водокачка, огороженные колючей проволокой склады. Многие фашисты уже метались по городку в поисках щелей. Но их не было. Фашистскому учебному центру два года жилось спокойно. И вот как снег на голову… Свист сотен бомб. Сплошной, слившийся воедино грохот! Сразу рухнули офицерский клуб, две казармы и склад. В складе хранилось, очевидно, горючее… Оно взорвалось гигантским ярким столбом горящей смеси, которая мгновенно захватила офицерскую столовую, гараж автомобилей. Огонь ракетниц нацелился на уцелевшие дома и казармы, где размещались офицеры и солдаты. Из зданий вываливались воспламенившиеся фигуры людей. Летчики заметили это. На здания полетели бомбы. Кое-где из-под обломков выползали, как ошпаренные тараканы, уцелевшие счастливчики…

Вслед за первой волной на военный городок навалилась вторая. Бомбы посыпались на парки с «тиграми» и «пантерами». Крыши парков снесло взрывной волной, и там запылали боевые машины. Один из прытких танкистов попытался вывести «тигр» из еще не разваленного крыла парка, но бомба, угодившая и в этот отсек, угомонила служаку. Выводить танки и самоходки больше никто не решился. Спасаясь от взрывов и огня, фашисты угорело носились по городку, бежали из него вон, лезли через колючую проволоку.

От пожаров стало светло, как днем. Ракеты теперь не нужны. Была подана команда «отходить!». И вовремя! Уцелевшие курсанты центра под командованием офицеров, стреляя из автоматов, начали переползать через проволочный забор в намерении прочесать кустарники, лес и выловить тех, кто занимался целеуказанием. В военном городке забухали и танковые пушки. Их осколочные снаряды рвались в лесу, в непосредственной близости от военного городка. В Могилеве застучали зенитные пушки. Прожекторы лихорадочно зашарили по небосклону. Один бомбардировщик попал в тройное перекрестие. Туда иглами потянулись огненные пунктиры. Самолет пытался вырваться из светового плена. Он то валился на крыло, то падал вниз, но прожектористы цепко держали его в своих лапах. Один из зенитных снарядов угодил в него, и он задымил. Пропал парень. Не дотянуть до своих… Следом взметнулся длинный шлейф дыма. Вот-вот грянет взрыв. Но нет. Шлейф вдруг оборвался, и машина выровнялась. Раздалось: «Ура! Тяни, друг, тяни к своим!»

А к Пашково подходили все новые девятки советских бомбардировщиков. Но им там уже нечего было делать. Военный городок пылал, в нем продолжались взрывы складов боеприпасов и горючего. Первая тройка еще разок прошлась для верности по паркам «тигров», «пантер», а остальные повернули на железнодорожный узел — в Могилев. Вскоре там тоже взметнулось высокое пламя. Раздался такой грохот, как будто на землю разом ссыпали тысячи тонн камня и кирпича. Земля тряслась и стонала. А над Пашковом пожар то разгорался, то угасал. К утру могильная тишина установилась над бывшей танковой школой.

Члены комиссии, прибывшие в Пашково из Берлина, ходили по страшному пожарищу — меж остовов зданий, крошева балок и кирпичей, развороченных, обугленных танков, разбросанных по всему городку чемоданов, матрацев, разных бумаг — молча, подавленно, разбито. Лишь шеф комиссии, низенький белобрысенький генерал, тыкал палкой в какой-либо подвернувшийся предмет и зло бросал шедшему позади забинтованному, полуобгоревшему начальнику центра: «убрать» или: «на склад».

Однако убирать и сдавать на склад было нечего: в городке все дотла сожжено, разгромлено, предано праху. И это кидало генерала в ярость.

— Вас надо судить, полковник! — потрясал палкой генерал. — И прежде всего за отсутствие элементарной противовоздушной обороны. Вы не сделали ни одного выстрела, хотя бы из карабинов, по советским бомбардировщикам. Вы погубили один из важнейших учебных центров группы армий «Центр». Убито и ранено более пятисот наших офицеров и солдат. Сожжены или исковерканы большинство новых танков и штурмовых орудий. Вот к чему привела ваша беспечность! Ваши подчиненные не удосужились вырыть даже простые щели. На что вы надеялись? На что?!

— Мы свято верим фюреру. Он, как вы знаете, заявил, что в летней кампании этого года немецкая армия возьмет реванш за Сталинград. Мы готовили фюреру танкистов, и неплохо. А это — случайное несчастье… Случайный налет русских бомбардировщиков…

— Случайный! Случайный! А почему вы всех офицеров и низших чинов собрали в этот вечер на зрелищные мероприятия? Кто разрешил офицерам, даже несущим боевое дежурство, сидеть в офицерских кафе, гулять до утра?

— Но вчера был наш праздник — вторая годовщина начала войны рейха с большевиками.

Генерал споткнулся о разбитый бомбежкой остаток кирпичной стены, но не упал, удержался за обгорелый кузов грузовой машины. Вся злость его обрушилась на мертвецки бледного полковника.

— Почему до сих пор не приняты меры к ликвидации последствий воздушного нападения большевиков? Стыдно, полковник, встречать комиссию из Берлина, назначенную самим фюрером, в такой разрухе.

— Виноват!

— Думать надо. Вы же не окопный болван, а начальник