Все продается - Майкл Ридпат

– Это я, – сказал я. – Мне пришла в голову мысль, что, возможно, вы передумали. Приглашение на ужин еще сохраняет силу.

– Что вы там в «Де Джонге», все с ума посходили? – рассерженно ответила Кэти. – Все такие назойливые. Нет, сегодня вечером я никуда не пойду. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. И меня и мою работу, понятно?

– Хорошо, хорошо, – сказал я и положил трубку.

Вечер был окончательно испорчен. Мысли о Кэти не давали мне покоя, они мучили меня все больше и больше. Я потерял способность здраво рассуждать, в моем воображении все приобретало нелепые пропорции.

Я заказал в номер бифштекс и бутылку калифорнийского зинфанделя, съел мясо, запил его вином и лег. Мне казалось, что я не мог заснуть целую вечность, хотя, возможно, я ворочался в постели всего час. В конце концов алкоголь, тяжкие раздумья и неопределенные опасения сделали свое дело, мой мозг устал, и я заснул.

Солнце уже осветило серые громады из стекла и бетона, выстроившиеся вдоль Грейсчерч-стрит, когда я привычно влился в толпу служащих, спешивших в свои офисы. Было уже без пяти девять, значительно позже моего обычного времени, и улицу заполонили потоки людей. Устав от долгого перелета, от смены часовых поясов, я позволил себе утром отдохнуть.

Из Финикса я вылетел в Лос-Анджелес, а оттуда – прямым рейсом в Лондон. Двенадцать часов в самолетах плюс четыре часа в международном аэропорту Лос-Анджелеса – это большая нагрузка. Для меня же эта нагрузка оказалась не только физической. Тем же рейсом летели Кэш, Кэти и Роб. Правда, Роб, который платил за билет сам, сидел в хвостовом салоне. Я постоянно ощущал какую-то неловкость. Самыми неприятными минутами была посадка в самолет. В очереди на посадку Роб оказался всего лишь футах в десяти от меня. Плотно сжав губы, он сверлил меня гневным взглядом. Я отвернулся, но даже затылком чувствовал его. Ощущение не из самых приятных.

Кэти держалась со мной почти официально. Мне ничего не оставалось, как отвечать такой же холодной вежливостью. Роб избегал и меня и Кэти, он был погружен в собственные мысли. Пожалуй, больше всех чувствовал себя не в своей тарелке Кэш. Он долго пытался развеселить нас, но даже его обычное добродушие оказалось бессильным. В конце концов Кэш сдался, пробормотав под нос что-то насчет «этих твердолобых британцев». Впрочем, он скоро утешился, найдя подходящую аудиторию в лице своего старого конкурента из «Харрисон бразерс», который сидел рядом с ним. Мой сон не раз прерывали бородатые анекдоты о каких-то давнишних финансовых операциях – Кэш и его собеседник старались превзойти друг друга.

Но теперь, шагая по Бишопсгейт к офису «Де Джонг энд компани», я не мог сдержать довольной улыбки. Я был очень рад, что сумел добраться до самого дна аферы с облигациями «Тремонт-капитала». Дело было за малым – Хамилтон должен был вернуть наши деньги.

С той же довольной улыбкой я вошел в операционную комнату нашей фирмы и поздоровался с каждым. Все висели на телефонах – рынки были очень активны. Я подошел к своему столу и недовольно покосился на гору бумаг, накопившихся за время моего отсутствия, потом включил компьютер и пробежал глазами свежие данные – как изменились курсы известных мне ценных бумаг и что нового к ним добавилось. Понятно, что без Хамилтона, меня и Роба изменений произошло немного, но все же Гордон и Джефф зря времени не теряли.

Не успел я опуститься в свое кресло, как ко мне подошел Хамилтон.

– Здравствуйте, – сказал я. – Как здесь дела? Нам нужно о многом поговорить.

Меня озадачило необычно хмурое выражение его лица.

– Разумеется, – сказал он. – Пойдемте в комнату для совещаний.

Предчувствуя недоброе, я последовал за Хамилтоном в соседнюю комнату.

– Что случилось? – спросил я.

Хамилтон не ответил.

– Прежде всего расскажите мне о поездке, – сказал он.

Я рассказал обо всем, что мне удалось выяснить в Америке. Хамилтон слушал внимательно, время от времени делая пометки. Когда я закончил, он откинулся на спинку кресла.

– Отлично, Пол. Вы хорошо поработали. Ваши данные согласуются с тем, что удалось обнаружить мне.

Потом воцарилось молчание. Хамилтон нахмурился. Я хотел спросить, что именно он обнаружил, но почему-то слова не шли с языка. Я чувствовал, что дело не в «Тремонт-капитале», что Хамилтона тревожит что-то другое, и ждал недобрых вестей.

– Пол, – начал Хамилтон, – расскажите мне о «Джипсам».

Я не понял. Мне казалось, что мы уже давно обсудили эту операцию и причины, по которым я решил купить облигации «Джипсам оф Америка». К тому же за время моего отсутствия они только выросли в цене.

– Облигации казались многообещающими... – начал я, но Хамилтон поднял руку.

– Я имею в виду не облигации, а акции, – сказал он. – Вы купили акции компании «Джипсам оф Америка» за несколько дней до того, как компания перешла к другому владельцу.

Его слова прозвучали сигналом тревоги. Почему Хамилтона заинтересовали акции? Очевидно, он полагает, что при покупке мы с Дебби воспользовались конфиденциальной информацией, подумал я. Но это было не так, Я не сделал ничего противозаконного, в этом я был уверен. Ну, почти уверен.

– Да, купил. Но в те время у меня не было никакой информации о предстоящем поглощении компании. Мне просто повезло, вот и все. Как и Дебби, – сказал я и осекся. Говорить о том, что Дебби повезло, было, конечно, нелепо.

– Так вот, кое-кто считает, что вы располагали конфиденциальной информацией.

– Но это не так, – возразил я.

Несколько секунд Хамилтон молча рассматривал меня. Я выдержал проницательный взгляд его голубых глаз. Я говорил правду и хотел, чтобы Хамилтон знал это. Наконец он кивнул.

– Хорошо, я верю, что вы говорите правду. Но убеждать вам придется не меня. Нас ждут два сотрудника Ассоциации рынка ценных бумаг, они хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы хотите, чтобы я при этом присутствовал?

Это уже не вмещалось ни в какие разумные рамки. Чушь какая-то. Сумасшествие. Я не был напуган. Шокирован – да. И ошарашен. Но меня даже радовало, что кто-то станет задавать мне вопросы. При удаче я смогу отстоять свою правоту.

– Да, пожалуйста, – сказал я.

Хамилтон вышел в приемную. Я осмотрелся. Комната для совещаний не радовала интерьером. Окон нет, только стены. Внешне дорогая, но безликая канцелярская мебель. Идиотские клиперы, бегущие по стенам неизвестно куда. На столе белые блокноты и острозаточенные желтые карандаши. Да, такая комната вполне годилась для допросов.

Хамилтон вернулся, а вместе с ним вошли два чиновника. Наверно, они давно дожидались меня в приемной, просто я их не заметил. Было лишь начало сентября, и в Лондоне за несколько дней не упало ни капля дождя, но у обоих чиновников через руку были перекинуты бежевые плащи. Они бросили плащи, положили портфели, взяли по блокноту и сели напротив меня. Хамилтон занял место между нами, во главе стола. Я предпочел бы, чтобы он сел рядом со мной. Разделявшие нас три фута казались мне слишком большим расстоянием.