Встреча с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол

люблю генерала Хулио Кассату. И никогда не любил, хотя жизнь все время сводила нас.

Не потому, что я этого хотел. Кассата – это всегда дурные новости. Он не выносит, когда штатские (подобные мне) вмешиваются в то, что он называет «военными делами», и он никогда не любил записанных машиной. Кассата не только солдат, он по-прежнему плоть.

Но в данном случае он не был плотью. Передо мной двойник.

Это само по себе интересно, потому что плотские люди с большим трудом соглашаются на двойников.

Я поразмыслил бы еще над этим странным фактом, но сейчас хотелось понять, что же мне не нравится в Кассате. У него ужасные манеры. Он только что это продемонстрировал. В гигабитном пространстве, где обитаем мы, записанные машиной, есть свой этикет. Записанные машиной люди предупредительны, они не набрасываются друг на друга бесцеремонно. Желая поговорить с вами, они обращаются вежливо. «Стучат» в «дверь» «снаружи» и вежливо ждут, пока вы скажете «Войдите». И они никогда не позволяют себе затесаться в общество других. Такое поведение Эсси называет некультурным, имея в виду, что они дурно пахнут. Но именно так поступил Хулио Кассата: он не просто вторгся в физическое пространство, он проник и в имитацию в гигабитном пространстве, в котором мы обитаем. И вот он со своим столом, и со своими медалями, и со своей сигарой; и все это ужасно грубо.

Конечно, я мог бы уничтожить все это и вернуть свое окружение. Упрямцы так и поступают. Но я решил так не делать. Не потому, что у меня какие-то предрассудки по поводу грубого отношения к грубым людям. Нет, тут кое-что другое.

Я наконец преодолел удивление из-за того, что реальный, плотский Кассата сделал себе машинного двойника.

Передо мной машинная имитация в гигабитном пространстве, точно так же, как моя возлюбленная портативная Эсси – двойник моей возлюбленной реальной Эсси. Реальный Кассата-оригинал сейчас, несомненно, жует сигару в нескольких сотнях тысяч километров отсюда, на спутнике ЗУБов.

И когда я все это обдумал, мне даже стало жаль двойника. И потому я сдержал все слова, которые готовы были вырваться. И только сказал:

– Какого дьявола вам от меня нужно?

Грубый ответ, но и со мной обошлись грубо. Он чуть пригасил свой стальной взгляд. Даже улыбнулся… я думаю, он решил быть дружелюбным. Глаза его скользнули с моего лица на лицо Эсси, которая появилась в окружении Кассаты, чтобы выяснить, что происходит, и он сказал тоном, который, наверное, считает легким:

– Ну, ну, миссис Броудхед, разве так должны разговаривать старые друзья?

– Да, старые друзья так не разговаривают, – небрежно ответила она.

Я настаивал:

– Что вы здесь делаете, Кассата?

– Я пришел на прием. – Он улыбнулся – масленой, фальшивой улыбкой; собственно, ему нечему улыбаться. – Когда мы явились с маневров, большинство бывших старателей получили отпуск для этой встречи. Я подъехал с ними. То есть я хочу сказать, – объяснил он, как будто нам с Эсси нужно было его объяснение, – что сделал себе двойника и отправил его сюда на корабле.

– Маневры! – фыркнула Эсси. – Против кого маневры? Когда придет Враг, вы собираетесь вытащить шестизарядные пушки и украсить борта его кораблей дырами, как в швейцарском сыре, блам-блам-блам?

– У нас сегодня на кораблях есть кое-что получше шестизарядных пистолетов, миссис Броудхед, – добродушно ответил Кассата; но с меня хватит этой болтовни ни о чем.

Я снова спросил:

– Что вам нужно?

Кассата перестал улыбаться и вернулся к своему обычному отвратительному выражению лица.

– Ничего, – ответил он. – Говоря «ничего», я имею в виду, что вас здесь не должно быть, Броудхед. – Он больше даже не пытался казаться добродушным.

Я сдержался.

– Не собираюсь уходить.

– Врете! Вы уже ушли в свой паршивый Институт! Приводите в действие свои исследовательские корабли. Один в Нью-Джерси, другой в Де Мойне. Один занимается подписями Убийц, другой – начальными стадиями космологии.

Поскольку все это соответствовало действительности, я только сказал:

– Институт Броудхеда занимается этими проблемами. Таков наш устав. Для этого мы основаны, и именно поэтому ЗУБы предоставили мне статус, позволяющий участвовать в работе планового комитета.

– Ну, старина, – счастливо ответил Кассата, – вы опять ошибаетесь. У вас нет права. У вас есть привилегия. Иногда. А привилегия – это не право, и я вас предупреждаю, чтобы вы на нее не очень рассчитывали. Мы не хотим, чтобы вы путались у нас под ногами.

Иногда я таких парней по-настоящему ненавижу.

– Послушайте, Кассата, – начал я, но Эсси остановила меня, прежде чем я набрал скорость.

– Мальчики, мальчики! Нельзя ли заняться этим в другое время? Мы ведь пришли на прием, а не на драку.

Кассата колебался, но выглядел воинственно. Но вот он медленно и задумчиво кивнул.

– Неплохая мысль, миссис Броудхед, – сказал он. – Можно и подождать немного: в конце концов, мне докладывать еще только через пять или шесть плотских часов. – И повернулся ко мне. – Не оставляйте Скалу, – приказал он. И исчез.

Мы с Эсси переглянулись.

– Некультурный, – сказала она, сморщив нос, словно все еще ощущая запах его сигары.

Я произнес нечто гораздо более грубое, и Эсси обняла меня за плечи.

– Робин? Он свинья, этот человек. Забудь о нем, ладно? И не позволяй ему делать тебя глупым и кислым снова.

– Ни в коем случае, – храбро ответил я. – Время приема! Пошли в Голубой Ад!

Отличный получился прием.

Я не очень серьезно воспринял Эсси, когда она сказала, что вокруг него слишком большой шум. Я знал, что она говорит несерьезно. Эсси сама не была старателем, но все знают, чему посвящен этот прием.

Он отмечал ни больше ни меньше как столетие открытия астероида Врата, и если в истории человечества и случались более значительные события, я таких не знаю.

Сморщенная скала избрана местом приема по случаю столетней годовщины по двум причинам. Первая – астероид был преобразован в дом для престарелых. Это отличное место для заботы о гериатрических пациентах. Когда лечение атеросклероза обостряет остеопороз, а использование противовоспалительных фагов приводит к синдромам Менье или Альцгеймера, не найти лучшего места, чем Сморщенная скала. Здесь старым сердцам не нужно напрягаться. Старые конечности не должны удерживать сотню килограммов мяса и костей в вертикальном положении. Максимальное тяготение здесь не превышает одного процента земного. Трясущиеся старики могут здесь ходить и бегать, могут даже кувыркаться, если захотят. Неуверенные медлительные рефлексы не приведут к тому, что они окажутся перед несущимся автомобилем: тут нет никаких автомобилей. О, старики, конечно, могут умереть. Но и это не смертельно, потому что на Сморщенной скале лучшие во вселенной (и наиболее часто используемые) установки для записи