Загадки истории. Крымское ханство - Андрей Домановский

Как бы то ни было, изначально именно Крымское ханство стало важнейшим союзником украинского казачества в Национально-освободительной войне украинского народа 1648–1657 гг. Несомненно, что обращение Богдана Хмельницкого за помощью к татарам было во многом обусловлено предыдущим, в том числе и успешным, опытом взаимодействия запорожцев и крымцев. Кроме того, оно позволяло гетману решить две важнейшие стратегические задачи. Во-первых, одним действием получить союзника и лишить поляков этого союзника, а также обезопасить собственный тыл от нападений со стороны крымских татар, как предпринятых по собственной воле, так и инспирированных. Во-вторых, Хмельницкий получал от крымцев столь необходимую казакам практически отсутствовавшую у них конницу. Легкая татарская кавалерия, бывшая, по сути, общенародным ополчением, несомненно, уступала польскому коронному войску в выучке и вооружении, однако могла компенсировать свои недостатки числом, высокой мобильностью на переходах, хорошей слаженностью походных и боевых порядков, дисциплиной и маневренностью. В сочетании с казацкой пехотой и артиллерией татарские конники представляли грозную силу, способную решить исход сражения.

Главной же тактикой крымского хана во время казацко-шляхетских войн было, по мудрому замечанию современника, не допустить перевеса ни поляков, ни казаков. Крымцы должны были всякий раз поддерживать более слабую сторону перед более сильной, чтобы они терзали друг друга, а татары получали от этого выгоду в возможности как взимать подарки и поминки, так и безнаказанно грабить польские и украинские земли Речи Посполитой. Задача ханской политики состояла при этом в обогащении своего государства и народа за счет грабежа и получения поборов и поминок с соседних народов и государств, прежде всего Речи Посполитой, Московского царства и Молдовского господарства. Далеко не случайно именно Ислям Герай развернул активную дипломатическую деятельность, рассылая многочисленные ярлыки, в которых настоятельно повторялись требования неукоснительно выплачивать поминки, не допускать задержек и недоплаты, погашать образовавшиеся ранее задолженности. Крымские историки отмечали выгоду успешной политики хана Исляма Герая для крымских татар. По их словам, эти сирые оборванцы за каких-то два года разбогатели так, что щеголяли в цветистых кумачовых нарядах вместо прежних сермяжных дерюг.

Богдан Хмельницкий и его казаки воспринимались в контексте этой политики двояко – и как пособники в грабеже земель Речи Посполитой, обещавшие к тому же платить за военную помощь в войне с поляками, и как средство для шантажа польского короля, который должен был стать более сговорчивым в выплате дани крымскому хану в благодарность за то, что татарский правитель отошел бы от союза с казаками. Эта установка Исляма Герая во многом объясняет поведение крымских ханов и их ставленников во время событий и битв времен Казацкой революции. Силуян Мужиловский, один из приближенных Богдана Хмельницкого, емко и образно охарактеризовал позицию крымцев следующими словами: «…татарове, заслышав о той войне, со стороны смотрели, кому нога поскользнётся».

Крымским ханом к началу Казацкой революции был Ислям III Герай (1644–1654 гг.), до воцарения семь лет находившийся в польском плену и хорошо знакомый с культурой и государственным устройством Речи Посполитой. Трон же турецкого султана принадлежал достигшему к моменту интронизации семилетнего возраста мальчику Мехмеду IV (1648–1687 гг.), за спиной которого Османской империей правили временщики. Отсутствие в Турции сильного султана, естественно, мало способствовало активному самостоятельному участию Стамбула в событиях в Украине, зато развязывало руки для независимой политики крымского хана.

Близким помощником Исляма ІІІ Герая выступал славившийся своей мудростью Сефер Гази-ага, бывший, помимо прочего, также главным руководителем внешней политики Крымского ханства. Его должность, сравнимая по современным меркам с должностью главы правительства – премьер-министра – обозначается в документах того времени как «великий его (хана) ага, благороднейший министр, прехвальный советник, полномочный доверенный» и «его присутствия, Ислям Герай-хана великий визирь, благородный министр, прехвальный советник». Мудрость же Сефер Гази-аги была столь велика, что даже многие годы после его смерти государственные деятели Крымского ханства, размышляя над разрешением того или иного важного политического вопроса, в особенности касавшегося международных отношений, вспоминали о его давешних мудрых решениях, приговаривая: «Сефер Гази-аги так-то поступал». Ближайшим помощником Сефер Гази-аги был его сын Ислям-ага, титуловавшийся как «ага великого порога его присутствия, калги-султана».

Важнейшим моментом в военной истории Хмельнитчины стало обращение Богдана Хмельницкого вначале к крымскому хану Исляму Гераю, а затем и к османскому султану Мехмеду IV за помощью против поляков. Во второй половине января 1648 г. гетман отправил в Бахчисарай посольство во главе с полковником Яцком Клышей с просьбой помочь в войне против польских магнатов. Хан поначалу было отказался, но затем передумал, пообещав продолжить переговоры при условии, что Хмельницкий сможет воздействовать на донских казаков и удержать их от нападений на Крым.

Действительно, и тогда, и позже против договоренностей Хмельницкого с Ислямом Гераем действовал тот фактор, что кроме казаков-сечевиков днепровских, придерживавшихся условий договора с татарами, существовали ватаги иных казаков, гнездившихся, в частности, на Дону, которые договоренности Хмельницкого во внимание не принимали и продолжали предпринимать грабительские экспедиции во владения крымского хана. Так, в середине 1649 г. в Стамбуле было получено сообщение о том, что 12 казацких чаек, выйдя из устья Дона, разграбили татарское поселение неподалеку от Балаклавы, а на обратном пути домой захватили два корабля – один купеческий с разного рода товарами, а другой с вином. Хан в связи с этим отправил московскому царю гневное послание, угрожая возмездием и предупреждая в духе знаменитого «иду на вы»: «Что это за мерзость и безобразие?! Не угодно ли тебе быть готовым: решено идти на вас всем народом чингизидским».

Крайне недоволен произошедшим был и Богдан Хмельницкий, который в рапорте с царским посланником Григорием Нероновым заявлял следующее: «Царского величества подданные Донские казаки учинили мне беду и досаду великую: как началась у меня с ляхами война, то я к Донским казакам писал, чтобы они помощь мне дали и на море для добычи и на Крымские улусы войною не ходили; но Донские казаки моего письма не послушали, на Крымские улусы приходили: так я Крымскому царю хочу помочь, чтобы Донских казаков впредь не было: Донские казаки делают, забыв Бога и православную веру, помощи мне не дали и Крымского царя со мною ссорят; да и царское величество помощи мне не подал и за христианскую веру не вступился; а если царское величество меня не пожалеет, будет за Донских казаков стоять, то я вместе с Крымским царем буду наступать на московские украйны».

В состоявшейся вскоре беседе с другим русским посланником гетман был еще более категоричен: «Если и государь, не жалея православной христианской веры, королевской неправде помогать будет, то я отдамся в подданство Турскому царю и с турками и крымцами буду приходить войною на Московское государство». Впрочем, когда Протасьев стал совестить Богдана за его слова, тот шепнул, что на самом деле предан московскому царю и, «служа великому государю и проча себе его государственную милость вперед, Крымского царя уговорил и Московское государство уберег, а вместо его ходил с Крымским царем на молдаван».