Король моего сердца - Юлия Вакилова

— За Ваше спасение? — невозмутимо уточнил воин. Значит, он прекрасно запомнил лицо спасенной им девушки.

— Нет, — она отвернулась к двери, чтобы он не разглядел выражение ее лица. — За то, что теперь рядом с Ним будете вы.

И она вышла, не дожидаясь ответа.

Слез не стало, словно после посещения покоев синеглазого короля кто-то внутри поставил надежный заслон, не позволяющий более пролиться ни одной капельке соленой влаги.

Эллери мечтала облегчить душу слезами, выплакать раздиравшую сердце боль, отчаяние от невозможности вернуть прошлое. Но щеки девушки были столь же сухи, сколь пустынно и безжизненно было у нее на душе.

Она запретила себе сомневаться и жалеть о принятом решении, лишь молясь о том, чтобы Сапфо выкарабкался. Чтобы её жертва оказалась ненапрасной.

И когда спустя один или два дня по дворцу разлетелась долгожданная весть, что Его Величество король Сапфо пришел в себя, Эллери стоило нечеловеческих усилий воли не броситься к нему, поддавшись общей волне ликования.

Лишь оказавшись наедине с собой, в убранных в траурных тонах покоях, она бросилась на холодную постель и наконец-то разрыдалась, выпуская скопившееся напряжение. Слезы текли, не переставая, точно брали реванш, а в душе делили место два чувства — радостное облегчение и скорбь. Скорбь из-за того, что она все-таки оказалась права.

Сославшись на внезапную простуду, несколько дней принцесса провела в своей комнате, прекрасно отдавая себе отчет, что этот поступок попахивает трусостью, но не чувствуя больше сил поддерживать ничего не значащие разговоры и вымучивать из себя великосветскую улыбку. Она днями напролет лежала и гнала прочь предательские мысли. Но те все равно украдкой проникали в голову и наполняли сознание нежеланными образами неподвижного Сапфо, бледного, измученного болезнью, который все ждет и ждет её прихода, прислушивается к шагам за дверью, к голосам — а та, которую он так ждет, все не идет.

Эллери пыталась убедить себя, что это все — чепуха, всего лишь разбушевавшаяся фантазия, но от этого не становилось ни чуточку легче. Боль вгрызлась в душу и сердце так сильно, что уже казалось немыслимо представить, как девушке когда-то жилось без неё.

Единственной связью с внешним миром стала та самая девчонка-служанка — после отъезда Ниньи она так и осталась с Эллери, и если всех прочих слуг принцесса прогнала, то ей неожиданно позволила прислуживать себе. Беззаботная девичья болтовня расслабляла, помогала почувствовать себя почти живой — как раньше! — и позволяла, даже несмотря на временное отшельничество, оставаться в курсе жизни дворца.

А у придворных было немало тем для волнений. Самой горячей новостью последних дней оказался визит короля Триниса в покои пришедшему в себя высокородному гостю. Как обычно, никто не знал, что на самом деле там произошло, но версий гуляло по дворцу предостаточно: начиная от шантажа одного правителя другим — и требований отдать часть земель! — вплоть до стоящего на коленях отца Гордона, умоляющего простить сына.

Как подозревала принцесса, правды во всех сплетнях было мало. Но явно оба короля пришли к какому-то соглашению. Потому как на следующий же день после этой знаменательной встречи разнеслась новая весть — король Сапфо наконец-то отбывает домой! Придворный лекарь осмотрел его и решил, что тот в состоянии выдержать долгий путь, чтобы в родных пенатах уже окончательно встать на ноги под присмотром заботливых подданных.

Эллери выслушала эти новости с бешено колотящимся сердцем. Как велик был соблазн прервать свое добровольное заключение и выйти проводить возлюбленного, позволить себе хотя бы одним глазком посмотреть на того, кто увозит с собой её сердце.

С самого утра дворец наполнял возбужденный гул голосов. Принцесса закрывала уши подушкой, но он все равно проникал в голову, пробуждал в душе желание спуститься вниз, к выходу, или же подойти к окну, чтобы своими глазами увидеть отъезд короля.

Она явственно рисовала себе эту картину под закрытыми веками: стоящий у самого крыльца экипаж, нетерпеливо переминающиеся кони, жаждущие поскорее рвануть из этого места навстречу ветру и свободе. Столпившаяся у входа толпа слуг, из которой доносятся возбужденные выкрики да комментарии происходящему. И вот наступает тишина — это на площадке появляется силуэт Сапфо. Мужчина бледен, ему невероятно тяжело держать спину прямо, трудно скрывать разъедающую тело боль, но он делает это, никому, глядя на него, даже не придет в голову испытывать жалость. Рядом с ним ступает верный слуга, зорко наблюдающий за своим господином и предугадывающий каждый его шаг.

Это зрелище было таким четким, таким реалистичным, словно девушка сама присутствовала в плотной толпе, наблюдая, жадно впитывая каждую деталь. Прощальное ржание перекрыло людской гомон — и хорошо знакомый скрип колес, неохотно начавших движение, возвестил об отъезде.

Вот и все.

Эллери еще долго лежала, примиряясь с реальностью, в которой больше не было рядом Сапфо, и прислушивалась к себе — изменилось ли что-то с его отъездом? Могло ли будущее за один миг стать еще чернее, когда и до этого оно напоминало собой дотла выжженную пустошь?

Сердце безмолвствовало. Оно всё осознало еще там, в пропитанных болезненным духом покоях, при виде плотно сомкнутых глаз Бродяги, под шелест его едва слышного дыхания.

Остался последний шаг, еще один человек, в отношениях с кем принцесса должна была поставить финальную точку.

Дария.

Во дворце неустанно циркулировали слухи, что помешавшуюся дочь герцога увезли в семейный замок, оградив от расспросов и любопытных зевак. И теперь часто слуги могли видеть страшную фигуру в черном, блуждающую по двору да пугающую всех диким воем.

Эллери слишком хорошо знала семью герцога. Поэтому приказала направить экипаж к пустовавшему на первый взгляд городскому дому, что особняком располагался среди прочих столичных, выделяясь размером и роскошью отделки. Считалось, что этим домом герцог практически не пользовался, и только узкий круг лиц знал, что на самом деле это было не так.

Её приезд застал всех врасплох.

Погруженные в тревогу и печаль родители Дарии явно не обрадовались визиту еще недавно самой близкой подруги дочери, но не пытались ей помешать, а, может, не смели. Эллери не нуждалась в провожатых, следуя до боли знакомыми коридорами и переходами. Сколько времени она провела здесь в детстве, часами напролет играя с подругой!

Молчаливая служанка встретилась ей у самой двери господских покоев — в руках девочки опасно накренился поднос, заставленный нетронутой снедью, щеки были залиты слезами.

Дария, облаченная в траурное черное платье, стояла у окна, обхватив себя руками. На звук чужих шагов девушка даже не обернулась, ледяным голосом проговорив:

— Я не стану есть. Сколько раз мне это еще повторять?

Эллери подошла и молчаливо встала рядом, глядя сквозь прозрачную гладь.