Конгломерат - Поль-Лу Сулицер

— Да, — кивнул Грегуар.

— Хорошо. Чтобы я достиг своей цели, были нужны специальные каналы. Но теперь я боюсь, как бы всему этому не пришел конец.

— Почему вы так говорите, дон Мельчиорре? — спросил Грегуар, не скрывая сильного волнения. — Вы совершили что-то непоправимое?

Старик покачал головой.

— Боюсь, как бы Лермини не подставил меня с документами, которые я вынужден был подписать для реализации тайных сделок в Андорре.

— В Андорре?

Вдруг лицо Грегуара прояснилось, словно он наконец осознал, что происходит.

— Вы хотите сказать, что мы ездили туда не только для того, чтобы отдохнуть и развлечься?

— Да, не только для этого. Это вы только и делали, что флиртовали — ты и Орнелла. Но я говорю это без тени упрека, потому что ваше сближение доставляет мне только радость. А я в это время установил тесную связь с посредником, которого мне посоветовал Лермини.

— Его имя? — задал вопрос Грегуар уже увереннее.

— Я назову его позже. Позволь мне продолжить. Мы остановились на создании конгломерата, чего-то вроде двойника «Verdi», но скрытого в тени, невидимого, как подводная часть айсберга, который не подвергался бы налоговому и административному давлению. Это дало бы мне возможность наконец-то почувствовать себя свободным…

— Понятно. И что дальше?

— Далее я смог осуществить большинство приобретений, которые ты мне посоветовал. Лермини не очень хотел, но я все же попросил его заняться выпуском облигаций. Так как ему идут неплохие комиссионные от каждой проданной облигации «Verdi», он согласился, долго не возмущаясь. Суть дела в том, что рынок не знал обо всех моих приобретениях. На одну фирму, которую я приобретал официально от имени «Verdi», приходилось три или четыре неофициальных, которые на первый взгляд не имели с ней ничего общего. В этот момент андоррская структура заработала в полную силу.

— Почему вы не сказали мне об этом раньше? — спросил Грегуар с обидой, ведь он считал себя доверенным лицом патрона.

— Я не хотел втягивать тебя в свои темные дела, — лицемерно ответил дон Мельчиорре.

У него не хватило смелости сообщить молодому человеку, что его подпись тоже стояла на некоторых андоррских документах, которые рано или поздно попадут в руки такого въедливого и упрямого человека, как судья Анжело Този.

Грегуар был поражен. Ведь он восхищался доном Мельчиорре, доверял ему, как никому другому, а теперь был оскорблен в своих лучших чувствах, став невольной жертвой детских и в то же время мегаманиакальных капризов старика.

— Нужно все исправить, — прошептал молодой француз.

— Что ты хочешь этим сказать? — удивленно спросил патрон, словно Грегуар произнес магические слова, которые смогут спасти его.

— Ясно одно, — продолжил Грег, — вы оказались в очень сложной ситуации. Альдо Лермини держит вас в своих руках, и его человек из Андорры тоже. Думаю, что в их заведениях остались реальные следы, которые ведут к вам, даже если вы защищены подставными именами. Кстати, чьими именами вы воспользовались? Кто эти люди?

Дон Мельчиорре опустил глаза.

— Я чувствую себя ничтожеством, — произнес он сдавленным голосом.

Услышав такой неожиданный ответ, Грегуар нахмурился. Его охватило страшное предчувствие.

— Что именно вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что использовал…

Это было слишком тяжело, слишком невыносимо получить такой удар.

— Ты знаешь, — заговорил дон Мельчиорре, словно отыскал в своих резервах гордости единственный аргумент защиты, — я готов понести ответственность, целиком и полностью, если все повернется плохо. Сейчас не стоит сыпать соль на рану моих ошибок. Кто их не совершал? Разве ты никогда не ошибаешься, Грегуар? Такой грандиозный проект, такие амбиции, как у меня, не обходятся без потерь.

— Без потерь? Если вы на грани банкротства, это не просто потери. Вы рискуете всей своей собственностью, даже замком в Бертоццо! Поверьте мне!

— Не знаю, должен ли я тебе верить.

— Как хотите, дон Мельчиорре.

И молодой человек развернулся, демонстрируя твердое намерение уйти.

— Подожди, Грегуар, — попросил дон Мельчиорре каким-то непривычным для него, сдавленным голосом.

— Да, слушаю вас.

— Если я расскажу тебе, что именно сделал, какие документы подписал от своего имени, а какие, что еще ужаснее, от имени людей, окружающих меня и не подозревающих, во что я их втянул, ты сможешь мне помочь?

— Не знаю. Откройте карты, дои Мельчиорре, не тая ничего из того, что сделали, когда, где и под чьим именем.

— Да, думаю, у меня все равно нет выбора. И к тому же уже, наверное, слишком поздно.

— Слишком поздно?

— Я не доверяю Лермини. Такие крысы, как он, всегда бегут с корабля, когда начинает пахнуть жареным. Мне кажется, он уже готов всадить мне нож в спину.

— Раз так, вам лучше довериться мне немедленно. Чего бы это вам ни стоило.

Дон Мельчиорре покорно склонил голову.

— Хорошо, — ответил он. — Начнем с Андорры. Но, пожалуйста, не прерывай меня. Не уверен, что у меня будут силы продолжить.

Монолог был долгим и болезненным — как для патрона, так и для Грегуара. Через час молодой человек знал, что нужно делать. Он был тронут тем, что дон Мельчиорре внезапно перешел на «ты».

Наступила осень, и по утрам уже чувствовался мороз. Этот холод был предвестником плохих событий. В первую неделю октября фермеры, организованные Марселем Батаем для поставки молока группе «Verdi», напрасно прождали огромные желто-зеленые грузовики со ставшей знаменитой во всем регионе эмблемой, изображающей бидон молока, протянутый ребенку.

В этот понедельник Марсель Батай получил странное послание из Италии. Ему сообщили, что грузовики не приедут ни завтра, ни в течение всей недели. Сбор молока может возобновиться через неделю, но и это еще не точно. По крайней мере, от решения того человека, который сообщил эти тревожные новости, совершенно ничего не зависело.

Это был первый удар грома в деле, которое так неплохо начиналось. Для Марселя Батая эта новость стала трагедией. Хранение молока не было проблемой. Большинство ферм обладали современным холодильным оборудованием, позволяющим хранить молоко до трех недель, не опасаясь того, что оно может испортиться. Старика больше беспокоило мнение его партнеров-фермеров, которых он втянул в это дело. Конечно, до сих пор им не на что было жаловаться: они постоянно отгружали молоко по таким высоким ценам, что все задавались вопросом, какая от этого выгода итальянскому магнату. Но это было его личное дело, и французские крестьяне были весьма довольны.

Марсель Батай понял, что у группы «Verdi» возникли, какие-то финансовые трудности, поэтому они не могли оплатить поставку молока ни за истекший месяц, ни за следующий. Все это было чревато серьезными проблемами для участвующих в сделке фермеров, которых было уже несколько сотен. Вскоре стало известно, что долг достигает миллиона евро.