Цугцванг - Ария Тес

— Макс закатывает глаза и откидывает голову, издав громкий стон, хмурит брови. Выгибаясь я отвожу бедра назад еще плавнее, потом возвращаюсь еще медленнее — он стонет снова. Еле дышит.

— Черт, я хочу быстрее, — хрипло нарушает тишину, но я лишь усмехаюсь.

— Сегодня будет так, как хочу я.

— Твою…

От еще одного подхода с более быстрым и резким рывком назад, Макс грязно ругается, а от того, что я прибавляю еще одно сжатие мышц, стонет жалобно. Я смеюсь, не могу сдержаться, и тогда он крепко прижимает к себе, наплевав на все ограничения, и выдыхает мне в ключицы.

— Прекрати смеяться, ты сжимаешься, и я сейчас кончу.

— Разве не в этом смысл?

— Ну нет, малыш, только после тебя…или вместе с тобой.

Мне так тепло на душе сразу. Я смотрю в его настоящие глаза, тону в них, но не боюсь, а улыбаюсь в ответ. На душе так тепло, как будто я дома, и я понимаю, что больше всего моему телу нужна не разрядка, которую оно так просит, а он. Мое тело хочет именно его и как можно больше и чаще, а сердце стократно вторит…

Глава 17. И на солнце есть пятна. Амелия

18; Декабрь

Если честно, я теряюсь в пространстве и времени. Мы положили начало чему-то дикому и необузданному, растворились в друг друге, и я почти уверена, что дело в доме и воспоминаниях, что он хранит и будет хранить всегда. Как и раньше все, что мы делаем — это любим друга друга, а остальное неважно.

Сейчас мы делаем это на пушистом ковре перед камином, как во всех пошлых, взрослых фильмах — плевать. Он с боку, обнимает меня одной рукой, вонзив пальцы в грудь, которую сжимает с силой. Второй, больной, он все равно до боли стискивает талию и плевать, что она у него больная. Сейчас точно. Он входит в меня медленно, плавно, хрипло дышит, целуя и кусая плечи, а я прикусываю его пальцы. Меня все устраивает. Абсолютно. Потому что хорошо мне тоже абсолютно…

Но всему приходит конец, по-другому и не бывает. Лежа все там же на мягком ковре у камина, я смотрю на огонь, мерно глажу его волосы на руке, и молчу. Вокруг нас тишина, но за этими стенами взрываются петарды, и как бы мы не хотели спрятаться — это нереально. Макс не спит, наверно тоже понимает, что больше не осталось времени, а разговор, который дозревал, уже нельзя игнорировать. Наверно, нам обоим страшно в какой-то степени: он боится сказать не то, что я хочу услышать, я боюсь услышать не то, что хочу, чтобы он сказал. Это замкнутый круг, но остаться тут навсегда, как бы классно не звучало, не вариант — его нужно разорвать. Все слишком далеко зашло…

— Как вы познакомились с Лилианой? — задаю вопрос тихо, не поворачиваюсь, но слышу и ощущаю, как он сверлит взглядом.

«Кажется, я зашла не с того конца…»

— Злишься, что спросила?

— Не знаю.

Зато честно. В глазах собираются слезы, я ведь снова чувствую себя глупо и какой-то заменой основному блюду, продуктов для которого просто не оказалось в наличии.

«Теперь придется довольствоваться тем, что есть…»

— В парке. Тогда я думал, что это случайность.

— Расскажешь или мне надо задавать вопросы каждый раз?

Снова молчит, а потом и вовсе вытаскивает из под меня руку и садится. Я поворачиваюсь на спину, прикрывая грудь пушистым пледом, наблюдаю за тем, как он зажигает сигарету, а сама теряюсь.

«Может и вовсе не стоило?! Жила бы себе прекрасно в розовом замке своих грез, нет, правду ей подавай!» — «А как иначе то? Разве можно вечно закрывать глаза на слона в комнате?…»

Склонна согласиться со вторым утверждением. Нет, нельзя. Особенно, когда слониху зовут Лилиана, и она твоя сестра. Возможно и он это понимает, потому что вместе с сигаретным дымом, Макс тихо начинает рассказывать.

— Матвей с детства очень любил рисовать, это ему досталось от отца.

— Серьезно?! — невольно перебиваю, расширив глаза, в ответ получаю смешок и пару кивков.

— Серьезно. Отец в юности мечтал стать художником, но, сама понимаешь, в СССР это не считалось профессией, тем более при таком деде, как наш. У него была единственная дорога…

— …Армия.

— Да, — как-то зло, почти огрызнулся он, потом снова вздохнул и сделал еще одну тугую затяжку, — Матвей очень часто болел и не учился в закрытой школе, как мы, а учился на дому, поэтому любил выезжать с Митей в парк им. Горького. Там много красивых мест, он большой и все такое.

— Митя?

— Димка. Ты его, кажется, так называла?

Тут мне ударяет в голову то злосчастное воспоминание, когда Димка предупредил меня об опасности и, по самому дерьмовому стечению обстоятельств, прямо перед главной занозой в заднице.

«Спорю на что угодно, он слышал…»

Медленно сажусь, проглотив вязкий комок слюны, хмурю брови и тихо уточняю, хотя и не за чем особо: слишком уж драматичную паузу выдерживает наследник королевской семьи.

— Что с ним?

— С кем, моя прелесть?

— Не называй меня так.

— Тогда не беси! — цедит сквозь зубы, резко обернувшись и буквально окатив волной своего негодования и злости.

— Что на этот раз?!

Громко цыкает, отворачивается и снова затягивает дым в легкие, после, словно ничего и не было, уже спокойно спрашивает:

— Мне рассказывать дальше?

— А ты ответишь на мой вопрос?

— Тебя это не касается — вот ответ на твой вопрос. Довольна?

Нет, он снова делает мне больно. Упираюсь спиной в диван, подтягиваю ноги к груди и укладываю сверху голову — хочу уйти, но больше мне хочется закончить то, что я с таким трудом начала. Я прикрываю глаза, чтобы отгородиться от своего трусливого предательства, и еле слышно выдыхаю:

— Продолжай.

— Правильный выбор, хотя в целом ты получила ответ на свой вопрос: Лилиана узнала в какой парк ездит Матвей, подсела к нему и заговорила. Потом подъехал я и…

Обрывает фразу на полпути, хотя я знаю ее продолжение, еще тише заканчивая за него.

— ….И не смог отвести глаз.

— Да.

Снова. Спасибо, что хоть честно.

Вздыхаю, убрав волосы за уши, пару мгновений молчу, изучая ворсинки ковра:

«М-да, это оказалось куда сложнее, чем в моем воображении…»

— Что было дальше?

— Зачем тебе это знать?

— Ты сам сказал, чтобы я спросила у первоисточника. Я спрашиваю. Что было дальше?

— Мы начали встречаться.

— Сразу?

— Нет. Она проделала со мной все то, что пыталась сделать ты.

— Откуда ты…

— Я слушал