Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

Но судьба решила иначе. К довершению несчастья ветер к вечеру смягчился и не переставал ослабевать с каждым часом. Около полуночи водворился полный штиль. Пароход, не будучи более в состоянии управляться, мог достигнуть земли, только отдавшись относившему его течению.

В области пассатов перемены в направлении ветра довольно редки. Между тем, продвигаясь на юг, «Симью» заметно приближался к пункту, где бриз перестает быть таким постоянным. Правду говоря, немного недоставало до этого предела; но у островов Зеленого Мыса близость континента меняет режим пассатных ветров. Немного к юго-востоку от архипелага они окончательно прекращаются, хотя продолжают дуть на той же широте посреди океана. В этой области они дуют с известной регулярностью только с октября по май. В декабре и в январе – восточные ветры, жгучее дыхание которых сушит и пожирает. Июнь, июль и август – сезон дождей, а надо было считать счастьем, что «Симью» до сих пор сохранил свою палубу сухой.

При этой новой неприятности, которую судьба ему посылала, Томпсон готов был рвать на себе волосы. Что касается капитана Пипа, то больно хитер был бы тот, кто узнал бы его мнение. Слегка нахмурив брови, он дал Артемону понять, что огорчен встретившейся помехой.

Хотя и скрытое, беспокойство капитана тем не менее было действительное. Всю ночь он оставался на палубе. Каким образом мог бы он достичь земли, если б она показалась, на этом пароходе, который даже не управлялся более?

Однако проблема эта еще не навязывалась. Заря 19-го числа осветила лишь обширную морскую равнину без единого признака суши на горизонте.

Этот день был мучителен. С самого утра желудки, плохо удовлетворенные накануне, начали вопить о голоде. Если тощие и слабые довольно хорошо переносили наступивший пост, то крепким пассажирам он причинял истинные муки. Между последними Пипербом выделялся своим осунувшимся лицом. Накануне он выразил сожаление лишь неизъяснимым взглядом, убедившись, что колокольчик онемел и что к обеду не делается никаких приготовлений. Но когда прошли часы и ни к первому, ни ко второму завтраку не позвонили, он не выдержал. Он отыскал Томпсона и с помощью энергичной пантомимы объяснил ему, что умирает с голоду. Тот знаками дал ему понять свое бессилие, и голландец впал в отчаяние.

Куда менее несчастен был губкоподобный Джонсон. В алкоголе не было недостатка на «Симью», и раз он мог пить вволю, то для него не имело значения, что нечего было есть. Пил же Джонсон удивительно, и его вечная обалделость делала его недоступным для страха.

Бекер не имел в своем распоряжении подобного средства, однако он тоже, казалось, был в таком прекрасном расположении духа, что Робер к полудню не мог не выразить ему своего удивления.

– Вы, стало быть, не голодны? – спросил он его.

– Позвольте! – отвечал Бекер. – Я «больше» не голоден. Тут есть маленькая разница.

– Конечно! – согласился Робер. – И вы были бы действительно добры, если бы указали мне ваше средство.

– Самое простое, – сказал Бекер. – Есть по обыкновению.

– Есть? Но что?

– Я покажу вам, – ответил Бекер, уводя Робера в свою каюту. – К тому же там хватит и на двоих.

Тут было не на двоих, а на десятерых. Два громадных чемодана, полных различной провизии, – вот что увидел Робер, после того как поклялся хранить безусловное молчание.

– Как! – воскликнул он, удивляясь такой предусмотрительности. – Вы подумали и об этом?

– Когда путешествуешь под флагом агентства Томпсона, надо обо всем думать, – ответил Бекер с глубокомысленным видом, великодушно предложив Роберу черпать из его богатств.

Тот согласился только с условием отнести добычу пассажиркам-американкам, которые с аппетитом принялись за нее, после того как получили заверение от своего ниспосланного Провидением поставщика, что он уже взял свою часть.

Другие пассажиры, лишенные такой поддержки, находили, что время тянется очень долго. Зато какой вздох облегчения вырвался у них, когда около часа пополудни крик: «Земля!» – донесся с рей бизань-мачты!

Все считали себя спасенными, и взоры всех обратились к мостику. Капитана, однако, не было на своем посту.

Надо было поскорее известить его. Один из пассажиров поспешил постучать в дверь его каюты, но его там не было, как и нигде на палубе.

Это начинало беспокоить пассажиров. Многие из них кинулись в разные углы парохода, громко зовя капитана. Однако не находили его. Тем временем, неизвестно как, среди пассажиров распространилась весть, что один из матросов, посланный в трюм, нашел там воды на три фута.

Тогда наступила сумятица. Кинулись к лодкам, не могшим, впрочем, вместить всех. Но капитан, удаляясь, оставил необходимые распоряжения. Пассажиры наткнулись на матросов, оберегавших лодки, и толпа была оттиснута на спардек, где могла сколько угодно ругать и Томпсона, и капитана Пипа.

Томпсона тоже не было. Видя, какой оборот принимают дела, он забрался в какой-то угол и спокойно ждал конца бури.

Капитан же, пока его поносили, исполнял, как всегда, свой долг: лишь только узнав о новом осложнении, он спустился в трюм и принялся за тщательный осмотр, результат которого был далеко не ободряющего характера.

Тщательно осматривая везде, он не мог найти, однако, повреждений в подводной части судна. Там, собственно говоря, не было течи, которую можно было бы заткнуть. Вода нигде не проникала внутрь судна обильной струей, а просачивалась по каплям в тысяче мест. Очевидно, под частыми ударами волн заклепки корпуса расшатались, швы открылись и «Симью» просто умирал от старости.

С этим ничего нельзя было поделать, и капитан, приложив ухо к внутренней обшивке и прислушиваясь к журчанию убийственной воды, должен был признать серьезность положения.

Однако, поднимаясь на спардек через несколько минут, он имел свой обычный вид и спокойным голосом приказал экипажу приняться за насосы.

Частые промеры скоро показали, однако, что вода, несмотря на все усилия матросов, поднимается приблизительно на пять сантиметров в час. С другой стороны, земля оставалась все такой же далекой.

Никто не спал в эту ночь. Лихорадочно ждали восхода солнца, которое, к великому счастью, показывается в июне очень рано.

Около четырех часов утра заметили низкую полосу земли с небольшой возвышенностью в десяти милях к юго-востоку. Этот остров, который капитан назвал Соляным, находился накануне самое большее в двадцати пяти милях. Стало быть, течение, увлекавшее «Симью», сильно уменьшилось.

Во всяком случае, как бы ни было слабо течение, оно несло судно прямо к берегу, и, делая около узла в час, к полудню приблизились на милю от мыса, который капитан определил как мыс Марпамес. В это время течение, переменив вдруг направление, пошло с севера на юг с удвоенною скоростью.