Правда об Иване Грозном - Наталья Пронина

Но двинемся далее. Набрасывая образ правителя, а затем и царя Бориса, г-н «писатель-историк» Эдвард Радзинский сообщает, что время его стало чуть ли не благостным отдохновением для измученной Грозным деспотом страны. Временем мудрых реформ и кратких победных войн (совсем не тяжелых, не изнурительных, в отличие от памятной ливонской эпопеи). Что же, «реформы» у правителя-татарина действительно были, и о главной из них, отмене Юрьева дня, т.е. введении крепостного права в России, мы уже говорили с читателем выше. Ее страшные последствия будут губительны для нашего крестьянства, почти на три века сковав его рабскими кандалами (как некогда сковывали степные торговцы «живым товаром» бесчисленные караваны русского полона, угоняемого на продажу). Однако именно она, сия роковая «реформа», сгубит прежде всего и самого Бориса. Но об этом речь чуть позднее.

Здесь же нам необходимо уточнить слова г-на Радзинского о Годунове как об удачливом военачальнике. Еще историк К.Валишевский писал, что «Борис не знал ратного дела, и, конечно, перед таким противником, как Баторий, его постигла бы жалкая участь» . Не случайно уже с момента смерти Ивана Грозного славный «король-рыцарь» открыто перестал считать обязательным для себя исполнение Ям-Запольского соглашения о десятилетнем перемирии с Россией, подписанного в январе 1582 г. И если Москва к 1586 г. освободила 900 пленных поляков, то Речь Посполитая со своей стороны за этот же период отпустила только 20 человек. За остальных объявили громадный выкуп… Одновременно Баторий, «продолжавший носиться с замыслами о завоевании едва ли не всего Московского государства, вновь упорно начал требовать от России уступки Смоленска, Северской земли и даже Новгорода и Пскова…» . Словом, как видит читатель, начиналось вроде бы новое историческое действие, но разворачивалось оно по старому, веками отработанному, сценарию. Спеша воспользоваться внутренним «нестроением» на Руси, к ее границам с запада снова готовились двинуться многотысячные вражеские войска. Войска, осеняемые прямым и жестким католическим крестом…

Однако, сама смерть неожиданно остановила Батория в его последнем злобном порыве на восток. 20 декабря 1586 г., чуть более пятидесяти лет от роду, король Речи Посполитой скончался – видимо, от гангрены, причиной которой была не заживавшая долгое время рана на правой ноге. Как пишет исследователь, эта «загадочная, вечно гноящаяся рана изнуряла когда-то сильный и бодрый организм трансильванского воеводы, волею польской шляхты избранного в польские короли» . Так что при упоминании о смерти Батория, воспользуйся г-н Радзинский своей желчно-презрительной лексикой, и ему вполне можно бы сказать, что Стефан «сгнил» , как употребил он данное выражение, говоря о смерти Грозного. Но… ничего подобного нет в повествовании нашего телеисторика. Для него польский король – прежде всего «великий воин, создавший самую мощную армию в Европе». И это откровенное любование врагом Русского государства, которое автор подкрепляет знаменитым высказыванием Карамзина о том, что «если бы жизнь и гений Батория не угасли до кончины Годунова, то слава России могла бы навеки померкнуть еще в самом начале нового века», все это, повторим, опять с головой выдает автора. Выдает его жалкую попытку, с одной стороны, ни единым словом не омрачить перед читателем блестящий образ «короля-рыцаря», а с другой – вознести на недосягаемую высоту и авторитет Годунова, которому «удалось без крови покончить со смертельной угрозой». Но «удалось» благодаря чему? Благодаря каким особым талантам и усилиям?

Ответа на этот вопрос у г-на Радзинского нет. Нет по той простой причине, что, решись наш и впрямь всезнающий автор все-таки дать ответ на него, и ему неминуемо пришлось бы признать, что отнюдь не «военные и дипломатические способности» правителя обусловили тот «успех». Как говорили старые историки, только случайная (или все же не случайная?..) кончина Батория – (общепризнано) одного из выдающихся полководцев своей эпохи – спасла Россию в тот критический момент, более чем на 15 лет отодвинув срок нового нашествия с запада. Неисповедимыми путями истории был выведен из строя самый главный враг Руси. Стремительно провалившись в омут очередного бескоролевья, гордая шляхетская республика надолго утратила саму способность к агрессии. В основном лишь благодаря этому русская земля действительно получила тогда необходимую ей передышку. Только потому, что не было у правителя Годунова по-настоящему сильного противника, долго спасался и сам он от позора поражений. Об этом свидетельствует вся последующая история его военных «триумфов».

Так, расписывая всеми радужными красками факт «победы» Бориса над шведами, в результате которой России были возвращены (уступленные Грозным по Плюсскому перемирию в августе 1583 г.) несколько старинных русских городов у берегов Финского залива – Ивангород, Ям и Копорье, г-н Радзинский не рассказал читателю о действительных героях и реальных достижениях этой победы. А она весьма красноречива…

Немедленно по кончине царя Ивана IV в Москву поступил запрос барона Понтуса Делагарди – командующего войсками и наместника шведского короля в Эстонии. Барон хотел знать, намерен ли новый правитель России продлить сроки уже истекавшего к тому времени Плюсского перемирия или, в отличие от Грозного, он все же согласится прислать своих представителей в Стокгольм для заключения «вечного мира» со Швецией, тем самым окончательно признав потерю побережья Финского залива. Но читатель видел: именно тогда Годунову больше приходилось отсиживаться в осажденном народом Кремле, чем заниматься государственными делами. К тому же, как указывает историк, правительство Бориса ни за что «не решалось на новую войну против шведов, пока был жив Стефан Баторий со своими захватническими замыслами» . Нет, интриган-царедворец избрал другой, более присущий ему путь. Русским послам – князю Шестунову и думному дворянину Татищеву – отправленным в октябре 1585 г. на встречу со шведами, он велел предложить выкупить указанные выше города. Шведы, конечно, от этого напрочь отказались. Барон Делагарди, ранее нанесший русским войскам немало серьезных поражений, особенно упорно добивался теперь окончательного решения вопроса о побережье. Так что переговоры грозили зайти в тупик, и дело спас лишь случай. Встречи послов проходили на устье р. Плюсы близ Нарвы. В один из дней лодка со шведскими уполномоченными, переправлявшимися через Нарову, была перевернута сильным ветром и разбилась. «В числе утонувших оказался сам Делагарди. Русские избавились, таким образом, от злейшего врага», и перемирие было продлено еще на четыре года .

Только пять лет спустя, когда уже давно не было в живых Стефана Батория, когда на русско-польских границах воцарилось относительно долгое затишье и Российское государство реально успело отдохнуть, собраться с силами (именно то, чего так не хватало в свое время Ивану Грозному!), правитель все же осмелился потребовать у шведов возвращения России города-порта Нарвы, а также Яма, Копорья и Корелы. Стокгольм ответил отказом. Тогда-то, в январе 1590 г., и начался новый большой русский поход против шведов. Формально войско возглавил сам царь Федор Иванович, сопровождаемый шурином Борисом Годуновым и двоюродным братом по матери Федором Никитичем Романовым. Уже в том же месяце русские рати легко овладели Ямом. Затем воевода передового полка удалой князь Дмитрий Хворостинин (некогда, еще совсем молодым человеком, наголову разгромивший орду Девлет-Гирея) разбил войска шведского генерала Банера близ Нарвы, и началась осада этой важнейшей прибрежной крепости. Первый штурм шведы отбили. Но стоило русским (как это не раз бывало при Грозном царе) начать 19 февраля массированный артобстрел городских стен – и осажденные, немедленно выбросив белый флаг, послали к Годунову своих парламентеров. Смертельно опасаясь того, что русские вот-вот захватят эту ключевую для морской торговли на Балтике крепость-порт, шведы, спешно начав переговоры, предложили ему забрать и Ям, и Ивангород, и Копорье – лишь бы он оставил в покое Нарву, а вернее, отказался от главного. От возвращения России на Балтику, от ее усиления за счет развития русского мореплавания. И… невзирая на прямую возможность, даже очевидность победы русских ратников, победы, для достижения которой не хватало лишь одного последнего удара, Борис Годунов согласился на предложенную уступку. Как сообщает Псковская Первая летопись «Ругодива /Нарву/ не могли взять, понеже Борис им /шведам/ наровил, из наряду бил по стене, а по башням и по отводным боем бити не давал» .