Путь между - Надежда Ожигина

Король благоразумно пропустил тот момент, что и сам проводник числился в бродячих менестрелях, но почел за благо пренебрежительно хмыкнуть для поддержания разговора.

Прочтя в его взгляде упрек недоверия, Эй-Эй побагровел и патриотично прокашлялся, готовясь к словесной атаке:

— Во время Войны Магии враг, как всем известно, нанес основной удар из Зоны. Но перед этим Элрона была втравлена в нескончаемую вереницу войн с соседями. Мы дрались с веллиарами, то там, то здесь наводя переправы через Граадрант. С нами дрались северяне племени щерни, а с юга налегали воинственные мореходы Ларказа, опустошая набегами Холстейн. Рорэдримы и ласты были вынуждены уйти с укрепленных позиций на защиту границ. Беда пришла тогда, когда Королю Эдвальду V показалось забавным не только защищаться, но и нападать, и загуляла в голову светлая идея расширить пределы государства. Он созвал ополчение и под страхом немедленной казни собрал всех воинов, способных держать оружие. Когда ударили Пустые войска, Ласторг был безлюден, а в рорэдольских крепостях сидели женщины и дети…

Проводник помолчал, переводя дыхание. Его взгляд блуждал по крышам домов, изредка цепляя замок и вышки катапульт, он словно смотрел сквозь столетия и рассказывал то, что видел. Наконец, сжалившись над теряющим терпение королем, Эйви-Эйви продолжил:

— Беды одна за другой обрушились на гномов Сторожевых гор. Странный мор унес жизни многих славных воинов. Река вырвалась из привычного русла и подмыла укрепления старых штолен. Из всех щелей и дыр полезло на подземный свет ТАКОЕ, что впору было кончать жизнь ритуальным самоубийством. В общем, не до наземной войны им стало, почти всех скосило, не одно, так другое. Не удержали сторожевых вышек на перевалах, и вражье войско без особых проблем вошло в Рорэдол. Но сказать, что область пала, — погрешить против истины. Ни одной крепости не сумело взять Пустое воинство! Просто обошло, как досадную помеху, ибо не было среди защитников способных бить врага за пределами стен… Вот так-то, господин: вроде бы взят, но не покорен. Просто оставлен за спиною, как псина беззубая, неспособная укусить. Как гномы гор, названных Форпостом, — закончил он совсем уж неожиданно. — Поздно уже, солнце давно село, вам нужно отдохнуть…

— Почему Йоттей не может тебя убить? — самым безразличным тоном, словно уточняя не совсем понятные детали, спросил вдруг король.

— А я откуда знаю? — удивление на уродливом лице проводника соткало и вовсе уж непотребную маску. — Вот уж над чем никогда не задумывался… Хотя, может, так оно и есть, — добавил он с сомнением в голосе. — Все гадалки, как одна, предрекают мне смерть от руки мной спасенного, словно сговорились, стервы, вороны общипанные! Так что вряд ли это будет Сам Йоттей, скорей уж вы, господин, меня в могилу загоните, — подытожил он с привычной противненькой усмешкой, силой уводя Денхольма со стены. — Спать, господин, вам давно пора спать.

А король шел следом, оплакивая несбывшуюся ловушку и обдумывая нехитрую логическую задачу: могла ли Старуха Вешшу убить Мертворожденного Бога Смерти и можно ли считать спасением предупреждение об опасности. С тем и пришли к приютившему их лазарету.

Время в городе летело незаметно. Дважды упрямый Денхольм сбегал из-под надзора, учиненного безжалостным Эй-Эйем, узнавая пароль у сердобольной старушки-лекарки, взявшей их на свое попечение, — и дважды возвращался крайне разочарованным. Он не мог разобраться, что именно играло с ним в прятки — то ли память, то ли воображение, — но не получалось, хоть убей, найти тот дом, где спасали они лопоухого мальчонку Хельга.

Зато трижды набредал на дома менял, где с радостным воодушевлением обменивал очередные векселя на звонкие золотые и, неизмеримо более ценные в Рорэдоле, железные монеты.

Как объяснил потом всезнающий проводник, железо, признак достатка, составляет основу женских украшений из монет — монист — и копится впрок на оружие. Хороший меч в Межгорной области стоит не пять золотых, а двести железных полновесных монет с присущим только элронским деньгам высоким содержанием металла, который и идет на переплавку.

Почти все железо, что удалось собрать, король честно переправил в пострадавшую деревню, возмещая убытки. Железом расплатился со знахаркой, с винным погребом — невзирая на протесты Эй-Эя, — оставив себе лишь десяток пятериков на всякий случай.

Приходя на площадь послушать менестрелей, которых здесь именовали рапсодами, он неизменно покупал какие-нибудь нужные для похода мелочи, незаметно для самого себя собираясь в дорогу.

Рапсоды пели длинные тягучие баллады о славных воинах Рорэдола, не опозоривших родного края «ни трусостью, ни жалостью к врагам». Суровые жители сурового края гор, болотистых лесов и неприступных крепостей, они всерьез равняли оба чувства, считая их концами одной петли, стягивающей шею недостойного славной смерти. Здесь существовал особый кодекс чести и всегда правили законы военного времени.

Король слушал печальные напевы и думал почему-то о Ласторге, области, прикрывающей сам воинственный Рорэдол. Что же за люди должны населять этот дикий и опасный край! Какие исполины тела и духа!

Пару раз ему довелось услышать напевы о Великом Мечнике Хальдейме и его прекрасной жене, часто он попадал на обрывки своеобразного стихотворного «жития» легендарного воина, любимого героя местных сказителей.

Баллада о том, как Великий Мечник сразил Дракона Хаардра…

Баллада о том, как Великий Мечник бился со Змеем Сетав…

Баллада…

Баллада…

Однажды он спросил у проводника, после памятного похода в город не высовывавшего носа из кувшина, во сколько же лет умер достославный герой, совершивший столько беспримерных подвигов. Пьяный Эйви-Эйви расхохотался так, что стены затряслись, и доверительно поведал, давясь смешками, что главным и единственным подвигом национального героя была женитьба на этой самой Йолланд. А еще то, что он трижды брал главный приз на состязании мечников, за что и получил свое дурацкое прозвище. Остальное — домыслы скучающей толпы, способной раздуть до геройства даже поездку в охранении богатого купца…

На вопрос недоверчивого Санди, откуда бы знать обо всем этом бедному вечно пьяному менестрелю, Эй-Эй ответил туманно, но так, что холодом обдало спину:

— Довелось побывать в его шкуре… — и больше они не смогли выжать из него ни слова.

Король уже привык, что проводник говорит лишь о том, что знает наверняка, а если не уверен — предупреждает честно. Но верить подобным наговорам почему-то не хотелось. Особенно на площади Ста Двадцати Коров, где нестройный хор голосов с воодушевлением подхватывал припев очередной баллады о народном любимце:

Он поехал, он поехал на своем лихом коне

Не за подвигом и славой, за подарками жене…

Что, впрочем, не помешало Великому Мечнику по пути убить с десяток веллиаров, избавить свет от гигантского тролля и обдурить дракона. О чем в былине не говорилось, так это о том, привез ли он прекрасной Йолланд хоть что-то кроме рассказов о своих приключениях…