Зов крови - Андрей Посняков

Услыхав такое, братья переглянулись радостно – затем ведь они сюда и пришли. Чтоб своими стать. Навсегда, навечно. От ушлого старосты взгляды эти, конечно же, не ускользнули, отнюдь. А к Боричу с Гостоем с той поры, как к родным, все в селении относились. Борич даже оттаял немного душой, а то ведь все никак не мог, все вспоминал Очену-деву, все в сердце держал, молился, каждую ночь с ней разговаривал. О себе рассказывал, о брате, о Кие и всех прочих селянах.

– Слышь, брате! Кий-старче к осени дом нам сложить обещал! Ишь, как славно-то, а?

– Знамо, славно, – Борич не отрывал взгляда от того берега.

Глаза у людей в ту пору острыми были – видали то, что сейчас и в бинокль не увидишь.

– Да что ты там все высматриваешь?

– Сказал уже – всадники.

– И что? Как они сюда-то прискачут?

– А вдруг у них лодки-ладьи есть? Не зря они чтото высматривают, может, место для переправы ищут? Такое, чтоб никто не видал. Здесь вот – удобно. И лес, и рощица. Перевез воинов, а потом напал на селенье внезапно. Хоть на наше, хоть – на Хорунгвово.

Гостой махнул рукой:

– Ой, Бориче, вечно тебе что-то мерещится. Старший брат задумчиво посмотрел вдаль:

– И все ж, Гостойко, давай-ка сегодня ночью по очереди спать, ладно? И вообще, хорошо б доложить о чужаках этих Кию.

– Ага… и стадо тут бросить. А ну, как медведь, волки? Утащат телку – не видать нам с тобой, Бориче, избы. Осерчает староста, богами всеми клянусь – осерчает.

– Далась тебе эта изба, – Борич повел плечом и тут же мечтательно улыбнулся. – Конечно, свой дом иметь – это славно!

– Вот и я говорю – славно! А ты – всадники, всадники…

– Все ж спать сегодня по очереди будем. Гостой встрепенулся, смешно наморщив нос:

– Тогда, чур, я – первый. А ты потом – до утра. А днем, уж так и быть, дам тебе выспаться.

– Это еще кто кому даст. Слышь, Гостойко, – Борич покусал губу, посмотрел вокруг, словно бы что-то прикидывал. – Давай-ка мы сегодня не один костер разожжем, а дюжину. Чтоб те, с того берега, переправу устраивать опасались. Пусть другое место ищут, верно? От наших селений подальше.

– Умный ты у меня, брате. Ну, пошли тогда хворосту соберем, – отрок рванулся вперед, да вдруг замедлил шаг, обернулся, глаза прищурив. – Все хотел спросить – ты о чем, брате, третьего дня, под луной с Кием-старцем беседовал?

– Под луной? – наморщил лоб старший братец. – С Кием? А! О Радомире-князе.

– О ком?!

– О ком, о ком. О том, кто нас сюда… Староста больше спрашивал, я отвечал. Не так-то давно мы этого Радомира и знаем. Мол, да, княжил в селении, за гуннов воевал, при Аттиле-князе великом, воевал, говорят, хорошо, сам Аттила его ценил и все его воеводы. Потом вернулся – дальше родом своим править. Нынче же земли Радомира-князя в упадок пришли – мор, болезни, да и врагов кругом хватает. Как и здесь – готы, гунны. Да и Луговые Кулиши в силу войти должны были – уж тогда Радомировым и вообще хоть беги без оглядки.

Гостой вскинул глаза:

– Он же князь! Воевать будет.

– Да будь он хоть сам Аттила! Много не навоюет. Сколько Радомировых? И сколько Луговых Кулишей? Намного, намного больше, даже и не сравнить.

– Чего ж тогда Гоемысл по болтам таился?

– Не знаю, Может, нехорошее что совершил, вот из родного рода и выгнали. Ладно, братище, под ноги лучше смотри, да не ленись, собирай хворост.

Не поленясь, парни запалили костры почти по всему мысу, всего около дюжины, а потом, как начало темнеть, даже бегали туда-сюда, подкидывали в огонь дровишки. Вообще-то, конечно, по уму надо было отправить Гостоя с вестью в селенье. Мол, появились на том берегу чужие люди, всадники, явно что-то замышляют, высматривают. А, с другой стороны – мало ли, кто там по тому берегу ходит? Там всегда кто-нибудь ходит. Пошли брата – после смеху не оберешься. Да и со стадом одному не управиться, не выдоить – руки устанут. Тем более, что уже совсем скоро, на днях, быть может, уже сегодня или завтра, приплывет на своем челне Корчен-ярыбак, заберет молоко и такое, и кислое – под простоквашу, творог. Не только рыбак Корченя, еще и охотник знатный, челнок у него приметный – с оленьей рогатою головою, и не лень же было ее на носу укреплять. Да, Корченю и подождать, ему о чужаках и поведать. По реке до родного селения – близко, правда, есть еще пути окружные, тропки-дорожки охотничьи, тайные, про которые никто из чужих и не ведает ничего. И не должен, ведь иначе – беда. Иначе явятся вороги, откуда не ждут, налетят, словно смерч, внезапно, все порушат, пожгут. Беда, ой, беда будет.

Так вот подумал Борич, так и решил, хворост в пламя кидая. Брату ничего не сказал – смену свою отсторожив, спал давно братец, не рядом спал, чуть в отдаленье, у стада – так старший братец решил, для надежности, на всякий случай.

– Кормак, Кормак, – юноша подозвал собаку, погладил.

Хороший Кормак псинище, серый, в желтых подпалинах, сильный. С таким помощником любо-дорого со стадом управляться, он и волка издалека чует, и чужих вороватых людишек. Раньше еще один пес был – Бардайко – тоже хороший, сильный, жаль вот, по весне его волки задрали.

Туман по реке клубился, густой – на лугу и коров не видно. Скоро и рассветет, небо за лесом алеть уже начинает. Солнышко скоро поднимется, разбодяжит, прогонит туман, и снова все хорошо станет, красиво, радостно. А не пора ли уже коров подоить – разбудить братца. Слышно – мычать уже начинают коровушки. Самая пора для утренней дойки.

Кормак вдруг встрепенулся, навострил уши. Борич погладил собаку по голове:

– Тихо, тихо, Кормаюшко. Что там еще? Кого почуял? Волчище-злодей от реки крадется? Или плывет кто?

Пес вскочил на ноги и, повернувшись к реке, залаял громко и как бы предупреждающе – мол, сюда соваться не след!

– Ладно, Кормак, – юноша прихватил с собой лук и стрелы, потрогал висевший на поясе нож. – Пойдем, глянем.

Оба, пастух и собака, уже спустились к самой реке, когда Борич запоздало вспомнил, что забыл разбудить брата. Впрочем, от лая тот должен был бы проснуться сам, спали на лугах чутко.

Чу! Что-то плеснуло. Рыба? Весло? Ну, конечно – весло! Из тумана на отмель выплыла вдруг рогатая оленья морда.

– Корченя! – опустив лук, радостно засмеялся Борич. – А мы тебя вчера еще ждали. Да не лай ты, Кормак, свои! Кому сказал – не лай!

Отрок спрыгнул в воду, протянул руку – помочь причалить…

И даже не понял, кто, как и когда его ударил. Сзади, по голове. А собаку пронзили стрелою. Но этого Борич тоже не видел – упал…

А очнулся когда – рук не чувствовал. Связаны! Умный Борич глаза-то сразу не распахнул, чуть-чуть приоткрыл веки – приглядывался. Люди толпились вокруг незнакомые, все – оружные, воины – у кого меч, у кого копье, у кого секира. Даже шлемы сверкали, щиты красной кожей на солнышке восходящем светились. Вот так дела! Значит, они – вражины, кто же еще-то? – Корченю-рыбака убили, челном его воспользовались. Высадились в тайности, сейчас, небось, всю округу, костры ложные, проверяют… да уже проверили, верно. Гостоя, братишку, нашли? Нашли бы, так сюда б притащили пред темные очи своего предводителя, во-он он уселся на пень, щерится, страшный такой, весь в черном, даже шапка – и та черная, и меч в черных ножнах, а рукоять – серебряная, в виде головы мертвой. Нос длинный, с горбиной, усы, бороденка реденькая, лицо корявое, высохшее, обтянутое желтой кожей.