Ричард Длинные Руки - штатгалтер - Гай Юлий Орловский

– Последний…

Мы разом повернулись к Нехаштерону. Тот уже опустился на землю, копья так и торчат: одно из груди, другое из живота, я похолодел, только представив, что вытаскиваю, а на зазубринах висят порванные кишки.

Нехаштерон смотрит отчаянными глазами, ангелы чувствительнее нас, любая боль им страшнее стократ, но Нехаштерон даже попытался улыбнуться, прошептал:

– Прощай…

– Прощай, – сказал Азазель тихо. – Мы все сделали, брат, правильно.

Нехаштерон проговорил жалобно:

– Страшно-то как…

Я вскрикнул:

– Но я же могу?.. Или не могу?

– Он ангел, – напомнил Азазель мрачно. – Убить ты его можешь. Вылечить… нет.

Еще один в двух шагах от Нехаштерона дергается в судорогах, но вскоре тело расслабилось, стало непривычно плоским, будто расплылось по земле, одежда вспыхнула ярким плазменным и уже знакомым мне огнем.

Из всех сочленений доспеха ударил яркий свет, словно в кирасе вспыхнуло солнце. Я зажмурился на миг, а когда проморгался, шлем откатился на шаг, стальные наручники упали на землю, даже металлическая кольчуга рассыпалась на отдельные звенья, и мы увидели, что доспех пуст.

Азазель невольно взглянул вверх, хотя понятно, это же не толстожопый голубь взлетел, снова посмотрел вниз, но там только доспех, от его хозяина не осталось и следа во всем этом мире.

– Вот и все, – проговорил он отрешенно.

– Он там возродится? – спросил я. – Это был Темный из ада? Темный ангел? Не демон?

Азазель покачал головой, я никогда не видел, чтоб его лицо выглядело таким, словно перед ним рухнула вся вселенная.

– Гагрателен, – сказал он, – как он мог… Один из самых Первых!

– Пойти против нас?

Он покачал головой.

– Нет, погибнуть… Ты не понимаешь, он не просто погиб, а совсем погиб. От него ничего не осталось. Никакого возрождения! Это вы, люди, получите второй шанс после Страшного суда, ангелы же вечны и бессмертны… так было до нынешнего времени.

Я присел возле Нехаштерона, положил его голову себе на колени. Азазель в самом деле раздавлен горем не только из-за Нехаштерона, но и из-за этого Гаргателена, хотя вроде бы и погиб его враг, но все-таки у него с ним больше родства, чем со мной, смертным.

– Что с того, – проговорил я осторожно, – что этот Гаргателен так древен и силен? Он из Первых, как ты сказал…

Он спросил тяжелым голосом:

– Разве это плохо?

– Он из самых древних, – сказал я, – созданных в первый день творения? Это могло бы стать его преимуществом.

Он посмотрел на Нехаштерона, помрачнел и отвел взгляд.

– Что ты хочешь сказать?

– Он за все тысячи лет, – ответил я, – ничему не научился, гордый своей силой и величием! Азазель, ты же не такой. Ты продолжал развиваться, умнеть. Ты передал людям все, что знал и умел, а дальше уже смотрел, как они развивают полученные дары, и сам учился у них… Кто мешал так остальным? Не-ет, гордыня перворожденных слепила им глаза. Азазель, перестань!.. Ты не один. Вельзевул и другие понимают, что мир должен развиваться, а не пребывать… в пребывании! Почему-то Нехаштерон все понял… Ну почему мы не можем его спасти?

Азазель сказал резко:

– Потому что…

Тело Нехаштерона на краткий миг вспыхнуло чистым радостным светом. На моих коленях и на полу еще миг оставался контур его фигуры, затем и он исчез. Азазель вскинул голову, я тоже успел там вверху заметить стремительно исчезающую искорку света первого дня творения.

– Азазель, – проговорил я, не веря своим глазам, – ты не ошибся?

Он продолжал смотреть вверх, лицо дернулось, искривилось, а губы задрожали.

– Неужели, – прошептал он, – неужели… он прощен?.. Но как же…

Буйная радость вошла в мое тело и расперла, как глубоководную рыбу на суше.

– А вот так, – сказал я с нажимом. – Это же… самое человечное!..

– Что?

– Искупление, – отрезал я. – Жертва за други своя. Во-первых, он признал свою вину, выступив в помощь человеку, которому некогда отказал в поклоне…

Азазель едва сумел проговорить дрожащим, как лист на ветру, голосом:

– Но… я не могу поверить… я боюсь поверить…

– Он отдал жизнь, – сказал я высокопарно, сам ощутил, что перехлестываю в возвышенности, но уже не могу остановиться, Ричарда понесло, – спасая наши. Как Христос отдал жизнь, спасая наши души, не тела… Хотя, если честно, сам не поверил бы, что вот такое историческое прощение случится прямо на моих глазах. Вообще-то я везучий.

– С твоим участием случилось, – сказал Азазель.

Он все еще с мукой на лице и слезами на глазах смотрел в небо.

– Награда приходит, – сказал я мудро и важно, – когда не ждешь и не выпрашиваешь.

– Наверное…

– Теперь, если и увидишь Нехаштерона, то с белыми крыльями за спиной и в сияющих золотых доспехах!

Его лицо перекривилось то ли в гримасе острой зависти, то ли в насмешке, что вот так сразу всего лишь за одно благородное движение…

И что, подумал я, можно и за одно. Если оно искреннее. Одно искреннее движение меняет всю нашу суть…

Дверь с грохотом распахнулась, в комнату ворвались лорд Робер и трое стражей.

Лорд Робер прокричал с вытаращенными глазами:

– Дверь только сейчас появилась! Там была стена, мы зря ломились!

Азазель сказал успокаивающе:

– Старый трюк. Это чтоб мы не убежали и не вызвали подмогу. Все в порядке, барон!.. Мы справились. На этот раз окончательно. Уверяю вас.

А я сказал все еще сконфуженному и выглядящему виноватым лорду:

– Дорогой друг, спасибо за мудрость!

Он спросил с непониманием:

– Ваше Величество?

– Что не полезли вперед с самого начала, – объяснил я. – Понимаю, барон, рыцарю бывает стыдно не повести в бой лично, но командир обязан оставаться сзади и успевать руководить, как сделали вы. Ввяжись в схватку вы лично, враг уже прорвал бы оцепление не в одном месте, так в другом. Уже вижу, ваш гарнизон помог защитить холм со скардером. Мятежники там рассеяны!

Он торопливо огляделся.

– Но… где же трупы?

– Войны нового поколения, – объяснил я. – Ни крови, ни трупов. Все рассыпается, остаются только материальные ценности. Стол, правда, перевернули, но это поправимо… наверное, у нас еще сил хватит поднять и поставить на место. Барон, успокойте своих людей там внизу, панику нужно сеять в рядах противника.

Он поспешно кивнул.