Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

На этот традиционный мужской аргумент Илана также ответила традиционно — она улыбнулась. Скажи кто Ланке еще два месяца назад, что она будет счастлива просто ехать на одной лошади с другим человеком, таянка рассмеялась бы недоумку в лицо. Но сейчас ей хотелось растянуть эти мгновения на день, на год, на столетие.

Единственное, чего не понимала принцесса, — это слов Рене о Всадниках. Ланка ничего не видела, но думать, что герцог ее разыгрывает, было невыносимо. Кроме того, лицо и голос эландца убеждали, что он воспринял слова Иланы серьезно. Девушка почти не сомневалась, что Аррой видел лицо Всадника, а это значит, что он… обречен?!

— Я ненавижу себя за то, что втянула тебя в это. — До ожидавших на дороге придворных и телохранителей оставалось всего ничего, и Илана говорила тихо, почти шептала: — Никогда себе этого не прощу!

— О чем ты? — искренне удивился ее неподражаемый спутник. — Если верить легенде, то не увидеть Всадника тот, кому это предназначено, не может. Ну, произошло бы это не сейчас, а на обратном пути, не все ли равно? И… неужели он показался тебе таким уж страшным?

— Я… Я не успела рассмотреть…

— Конечно же, не успела, — рассмеялся Рене, привычно откидывая со лба белую прядь, — ты его увидела, ты знала, что это страшно, и испугалась. А надо было не бояться, а посмотреть повнимательнее. Знаешь, я давно убедился, что избежать страха, убегая от него, нельзя. Надо идти навстречу. Не безоружным, конечно, но навстречу. И тогда в восьми случаях из дюжины поймешь, что бояться нечего, а еще в трех справишься с бедой. Разумеется, если встанешь к ней лицом к лицу, а не позволишь ударить себя в спину.

— Есть еще и последний случай, — прошептала Ланка.

— Верно, есть. Но от смерти лекарства еще не придумали. И до самого смертного мгновения нам не дано знать, действительно ли оно смертное. Наше дело — драться до конца, что будет потом, решать другим.

— Я, кажется, понимаю, — прошептала девушка.

— Тогда опусти глаза и молчи, говорить буду я… Что это вы, сударь, смотрите на нас с такой опаской? Мы не с чумного корабля!

— Но вы его в-в-видели? Видели? — пробормотал иссохший вельможа в коричневом.

— Видел. Облака на горизонте. Там, наверху, ветер и солнце бьют в глаза, так что можно увидеть все, что угодно. Ее высочество подвело воображение. Она знала, что Всадники недалеко, потом эта череда смертей в ее семье… Все это вполне объяснимо.

— Да, наверное, — пробормотала Илана, сосредоточенно запихивая выбившиеся волосы под сетку, — я… мне померещилось.

— И неудивительно. Смотреть вдаль, да еще против солнца. Не привыкни я к этому в море, тоже что-нибудь увидел бы.

— Так это был обман зрения, помноженный на воображение, — с облегчением вздохнул нобиль. — Мы и впрямь начинам шарахаться от собственной тени.

— Осторожность все же лучше беспечности, — откликнулся Аррой, — но мы становимся невежливыми — если не поторопиться, посланцы Архипастыря прибудут к месту встречи раньше нас.

Дальше ехали молча. Илана, поняв, что за ней следят сотни глаз, а не только голубые очи Арроя, вспыхнула до корней волос. Торопливо пересев на запасную лошадь, девушка присоединилась к двум замужним дамам, навязанным ей в качестве спутниц. Дамы не придумали ничего умнее, чем окружить принцессу заботой. Одна настойчиво предлагала хрустальный флакон с нюхательной солью, другая пустилась рассказывать о том, как она в годы своей юности столкнулась с собственной тетей, уже несколько лет как лежавшей в могиле.

Ланка вполуха слушала путаный рассказ и думала о другом. Мыслями девушки полностью овладел седой голубоглазый человек, спокойно ехавший впереди процессии. Принцесса так и не могла решить, что она для него значит, и поиски ответа на этот вопрос стали для нее самым главным.

Рене о племяннице не думал, и виновата в этом была она сама. Всю дорогу от Гелани до Горды Ланка не выходила у герцога из головы. Аррой не мог и дольше не замечать чувств девушки и не представлял, что ему с этим делать. Ланка адмиралу нравилась. Очень. Он, пожалуй, даже был немного влюблен. Будь Илана замужней дамой, все оказалось бы проще. Аррой знал, чем кончится, если девушка выйдет замуж за пьянчужку Рикареда и останется в Эланде. Другое дело, что ничего хорошего это не сулило. И не потому, что утаить связь между герцогиней и Первым паладином невозможно, — их бы никто не осудил, тем более что никчемность Рикареда и отчуждение между Рене и его супругой ни для кого не являлись тайной. Родство же по женской линии в Эланде и Эр-Атэве, в отличие от той же Арции, в расчет не бралось, как и разница в возрасте. Маринеры начинали искать матерей для своих детей, хорошо поскитавшись по свету; браки между ровесниками в Гнезде Альбатроса были скорее исключением, нежели правилом. Рене не мог принять любовь Иланы, потому что та заслуживала любви, а не мимолетной связи с человеком, годящимся ей в отцы. У дерзкой медноволосой девочки впереди была целая жизнь, он не мог ее толкать в заведомо неудачный брак.

Ничего не надумав, Аррой решил держаться от племянницы подальше, что и вынудило ее на отчаянную выходку. Аррою, несмотря на всю его проницательность, и в голову не могло прийти, что принцесса лжет. Если бы, поднявшись на холм, адмирал обнаружил лишь вдохновленных солнечным днем кузнечиков и бегущие вдаль облака, он, может, и догадался бы. Но увидел он призрачную исполинскую фигуру в странных доспехах.

Всадник умело сдерживал пляшущего под ним коня с необычайно длинной гривой. Сперва адмирал решил, что видит того же гиганта, что и в Тахене, но, вглядевшись, понял, что ошибается. Всадник и тот, из топей, безусловно, принадлежали к одной расе — те же суровые и четкие черты, высокие скулы, тяжелые веки, прикрывающие огромные глаза с узкими кошачьими зрачками. Обруч из черного металла придерживал длинные серебристые волосы, точно так же, как и у воина, ответившего на зов болотницы. Совпадало почти все — и украшенная крупными камнями крученая гривна на шее, и струящийся за плечами темный плащ, закрепленный фигурной застежкой, но Всадник был моложе и, как это ни странно звучит, человечнее болотного призрака.

Какое-то время двое смотрели друг другу в глаза. Адмиралу казалось, что он чувствует тревогу явившегося из легенд наездника. Маринер так и не понял, действительно ли в его мозгу раздались слова: «Теперь все зависит от тебя… Когда мы не сможем, он не должен пройти…» — или же он слышал их раньше. Слышал, но забыл.

— То, что я только что видел, уже окупает все неудобства, связанные с путешествием и длительным соблюдением инкогнито, — с удовлетворением отметил Жан-Флорентин, на сей раз расположившийся на плече герцога, благо надетый по случаю торжественной церемонии плоеный воротник надежно укрывал жаба от любопытных взглядов.

— Значит, ты видел? — живо откликнулся Рене.

— Разумеется. Я все видел и все слышал. Случившееся лишь подтверждает, что ты избран. Кстати, этот Всадник, безусловно, принадлежит к тому же расовому типу, что и ты. Разумеется, у него более характерное лицо, но для меня нет сомнений — в тебе течет какая-то часть крови исчезнувшего народа. Впрочем, эльфийская кровь в тебе тоже есть.