Коко Шанель - Анри Гидель

Новость об этом шаге Коко быстро распространилась.

Обратим также внимание на намерение Коко открыть свой Дом моделей при финансовой поддержке братьев Вертхаймер. Но нужно было еще спросить, согласны ли они. Да, конечно, они предпочли бы, чтобы операция проводилась с их участием – в противном случае бог знает что могло бы статься с этой непредсказуемой Коко! Но интересы двух объединенных общим делом сторон были слишком тесно взаимосвязаны, чтобы отказываться от поиска согласия в этой области. Триумф Шанель в области моды станет и триумфом ее партнеров, но и провал Шанель обернулся бы провалом и для них. Значит, дело связано с риском – что ж, Пьеру Вертхаймеру не впервой пускаться в авантюры в поисках удачи! Ему удалось убедить своих компаньонов.

В результате было подписано соглашение: Общество из Нейи оплачивает половину расходов на шитье. Эти суммы пойдут по графе «расходы на рекламу», способствующую продаже духов. Вполне логично.

Эту первую битву Коко выиграла.

Но решающей битвой станет демонстрация коллекции, которую она намеревалась показать в феврале 1954 года. Какой прием ее ждет?

Она решила представить сто тридцать моделей. Наняла около 70 человек: портных, закройщиц, продавщиц… Вполне естественно, отдала предпочтение тем, кто трудился с ней до войны. Так, она пригласила на работу Люсию Буте – бывшую модистку с улицы Камбон, которая с 1939 года открыла собственный Дом моделей на рю Руаяль, 13. С нею вместе она пригласила мадам Лижур, прозванную Манон, которая управляла ателье Люсии, а до того дебютировала у Шанель еще в возрасте тринадцати лет. До самой своей смерти Коко одевалась исключительно у нее.

Для начала Габриель открывает на рю Камбон, 31, два ателье, приблизительно по 25 работниц в каждом, и готова принанять новых, если ее задумка увенчается успехом. В любом случае она полна веры в себя… В декабре 1953 года она проведет одно из воскресений в Миллила-Форе у Кокто вместе с Марией Луизой Буске и Мишелем Деоном. Разговор продолжался с часу дня до десяти вечера, и ни о ком не было сказано ни единого дурного слова, записал Кокто в своем дневнике. В присутствии Габриель случай исключительный. Поэт отмечает у нее «удивитель-ное снижение напряжения», которое объясняет возобновлением активности.

Она верит в себя, но умеет оставаться скромной и здравомыслящей: «Почему я вернулась? – признается она некой журналистке. – Мне было скучно, и потребовалось пятнадцать лет, чтобы осознать это. Сегодня я скорее предпочла бы потерпеть провал, чем оставаться в небытии».

Конкуренты, бесспорно, боялись ее возвращения в высокую моду, тем более что она не спешила открывать, что же такое она им готовит. Они вспомнили, что сказал о ней в далеком 1920 году великий Пуаре: «Этот мальчишка (sic) еще обставит нас во всех мастях». Его предсказание сбылось, а самому ему пришлось умереть в нищете.

* * *

Сказать, что день 5 февраля 1954 года ожидался с нетерпением, значит ничего не сказать. Более двух тысяч человек тщетно пытались раздобыть билет на дефиле… Тем не менее весь блистательный Париж был там, рассевшись в золоченых креслах; там были и покупатели, и вся критика, пишущая о моде, а лучшие места занимали редактрисы из «Харперс» и трех редакций «Вог» – американской, английской и французской. Иные стояли, взобравшись на стулья, иные – на ступенях знаменитой зеркальной лестницы, тогда как Габриель, невидимая для публики, скрывалась высоко, почти на уровне второго этажа; ее рука нервно тянулась к сигарете…

Несмотря на то что в угоду суеверию для показа коллекции было выбрано пятое число месяца, он обернулся катастрофой – по крайней мере в глазах английских и французских журналистов. Платья и ансамбли, представленные Шанель на суд почтеннейшей публики, показались почитателям Диора и «нового взгляда» призраками минувшего, реликтами 20 – 30-х годов… В лучшем случае они видели в этих коллекциях меланхолическую перспективу, в худшем – нудную череду совершенно вышедших из моды туалетов. Дефиле происходило в атмосфере леденящего холода, лишь изредка нарушаемого жиденькими аплодисментами. Позже Дзеффирелли заявит, что это было одно из самых трудных испытаний, когда-либо пережитых им. Пресса явила «весь ужас презрения и злобы», напишет Мишель Деон. Иные статьи были заготовлены заранее, прежде чем их авторы увидели хоть одну модель. Вот, например, заголовок из журнала «Комба»: «У Коко Шанель в Фуйилез-уа в 1930 году»…

По завершении этой первой презентации K°ко не показывалась на глаза друзьям – ей хотелось пощадить их, да и самой уберечься от созерцания их смущения. На взгляд Шанель была словно мраморная: в таких ситуациях и проявляется закалка личности! Мадам Манон, которая по-прежнему находилась рядом с нею, вспоминала, что очень боялась «реакции Мадемуазель назавтра после фиаско». Право же, она слишком недооценила Мадемуазель, явившую характер «железной дамы»! «Я им еще покажу, – просто сказала Габриель, – мы начнем все сначала»… И тут же с новой силой взялась за работу. Надо ли говорить, что после такого фиаско ни одна клиентка не переступила порог дома 31 по рю Камбон, и огромные примерочные залы на втором этаже оставались пустынными… «Что ж! Тем лучше, – сказала она. – Тем спокойнее мне будет готовить следующую коллекцию в моем маленьком кабинете на третьем этаже». Вот с какими словами она обратилась к своим сподвижникам на рю Камбон, чтобы вселить в них уверенность и воодушевить.

Ее подлинная сила заключалась в абсолютной уверенности в своей правоте. Вместо того чтобы сражаться с конкурентами на их территории, она собиралась изменить ситуацию и показать соперникам, что вышли из моды как раз они. «Они действуют, как старина Пуаре, – объяснила она, – они ищут, как бы сильнее эпатировать клиенток экстравагантностями своих нарядов, вместо того чтобы беспокоиться о самих женщинах с учетом реальности, в которой они живут. Они забывают о самой элементарной истине: нужно, чтобы женщины нравились мужчинам, чтобы они восклицали не „Какое у вас красивое платье!“, а „Какая вы красивая!“. А коли так, то Габриель уверена, что женщины поймут ее в конце концов.

Удивительнее всего в этой истории даже не столько сила воли Шанель, сколько ее умение тонко анализировать. Видимо, она догадывалась, что встретит понимание не во Франции и в Англии, а в Соединенных Штатах. А уж Америка потянет за собой Европу, которая, в свою очередь, устроит ей триумф.

Уже начиная с 5 февраля представители американских магазинов предметов роскоши с Пятой авеню, как, например, Лорд и Тейлор или Б.Альтман, приобрели у нее несколько моделей. Редактор журнала «Вог» Бетти на Баллард так заинтересовалась коллекцией Шанель, что опубликовала в своем журнале три страницы фотографий. С фронтисписа смотрела новая манекенщица Габриель, очаровательная Мари Элен Арно, небрежно опершись о стену, руки в карманы. Она одета в джерсовый костюм цвета морской волны, из-под которого показывается блузка из белого льна, с пристегнутым к юбке бантом из черного атласа. Восхитительную игривость придавала ей соломенная шляпка-канотье с ниспадавшими назад лентами.

Беттина была в восторге от этого наряда, придававшего любой его обладательнице вид юной девушки. Она тут же приобрела его для себя и надела перед полутора тысячами американских светил из мира моды, собравшихся на Манхэттене на выставке ввезенных из Франции моделей. Многие из этих господ никогда не видели ни одного наряда от Шанель… и для них это было откровением; другие заново открывали для себя ее дарование. Беттина разъяснила им, в каком духе работает Шанель: она стремится пропагандировать моду, целью которой является удобство и красота женщины, а не удовлетворение личных амбиций отдельных эстетов от высокой моды. Аудитория оказалась очень восприимчивой к этим предложениям, которые отвечали американскому прагматизму. И, наконец, в запасе у Беттины был еще один аргумент, оказавшийся козырным тузом: если модели «нового взгляда» невозможно было ставить на поток из-за их сложности, то строгая простота моделей Шанель давала технологически возможность копирования и, следовательно, массового коммерческого распространения. Вот доводы, оказавшиеся главными для покупателей с Седьмой авеню. Они уже потирали руки, предвкушая немалые барыши… Уже в начале 1955 года можно было считать успех непоколебимым. После показа ее третьей коллекции журнал «Лайф», посвятивший ей четыре страницы, подвел итог: «Женщину, скрывающуюся за самым знаменитым в мире парфюмом, возможно, несколько преждевременно потянуло вернуться в высокую моду, но она уже распространила свое влияние на все. В свои семьдесят один год она привнесла больше, чем новую моду, – она совершила революцию».