Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира

Наполеон ответил: «Это совершенно разные вещи. Одно дело, когда первые люди страны всего лишь придерживаются правил этикета и церемониала по отношению к своему монарху, но другое дело, когда от чужеземцев, и только от чужеземцев, требуют согласия на их национальное унижение. С моей точки зрения, каков бы ни был обычай страны, которому следуют её первые люди по отношению к своему монарху, этот обычай не может унизить иностранцев, если они также следует ему. Различные страны придерживаются различных обычаев. В Англии в королевском дворе вы целуете руку короля. Подобная вещь во Франции считалась бы нелепой, и персона, которая сделала это, подверглась бы общественному осуждению; но, тем не менее, французский посол, поцеловав руку английскому королю во время приема в королевском дворце, не стал бы рассматриваться как личность, унизившая самого себя. В Англии несколько сот лет назад короля обслуживали, преклонив перед ним колено; подобная церемония существует и сейчас в Испании. В Италии вы целуете пальцы ноги папы римского, тем не менее, это не считается унижением человеческого достоинства.

Человек, который направляется в чужую страну, должен вести себя в соответствии с принятым там церемониалом. Для лорда Амхерста не было бы никакого унижения, если бы он подчинялся подобным церемониалам в отношении императора Китая, как это делают высокопоставленные мандарины этой империи. Вы говорите, что лорд Амхерст был готов оказывать китайскому императору такое же уважение, которое он проявляет по отношению к собственному королю. Вы не имеете права посылать в Китай человека, который сказал бы китайцам, что они должны следовать определённым церемониям только потому, что они практикуются в Англии. Давайте предположим, в качестве примера, что, вместо поцелуя королевской руки, в Англии существует обычай, в соответствии с которым лица, представляемые королю, должны целовать его задницу; так что же тогда, император Китая должен спустить свои брюки только потому, что такова практика в Англии».

Все эти высказывания Наполеон сопровождал соответствующей мимикой и многозначительными жестами в такой степени, что в какие-то минуты я не мог удержаться от смеха, к которому от всей души присоединялся и император.

«Если бы я, — продолжал Наполеон, — направил посла в Китай, то я бы дал ему указание ознакомиться со всеми деталями церемониала, с которым выступают перед императором высокопоставленные мандарины; и, если потребуется, самому делать то же самое, но не больше. А теперь, возможно, вы потеряете дружбу со страной и огромные торговые преимущества, и всё это только из-за такой никчёмной чепухи».

Я возразил Наполеону, заявив, что мы легко могли бы заставить китайцев предоставить нам выгодные условия торговли с ними с помощью нескольких военных кораблей; что, например, мы могли бы полностью лишить их поставок соли, расположив надлежащим образом несколько крейсеров на рейде китайских портов. Наполеон в связи с этим заявил: «Это было бы самим худшим из того, что вы сделали на протяжении многих лет, а именно: начать войну с огромной империей, с такой, как Китай с его колоссальными ресурсами. Несомненно, вначале вы добьётесь успеха, захватите все их корабли и разрушите всю торговлю; но вы же пробудите в них понимание собственной силы. Они будут вынуждены принять меры, чтобы защитить себя против вас; они разберутся во всём и скажут: мы должны пытаться быть равными с этой страной. Почему мы должны терпеть, чтобы народ, живущий так далеко от нас, делал всё, что он хочет, с нами? Мы должны построить корабли, поставить на них пушки, мы должны стремиться быть равными с ними. Они получат, — продолжал император, — оружейных техников и кораблестроителей из Франции и из Америки и даже из Лондона; они построят свой флот и со временем они разобьют вас».

Я сообщил, что, по всей вероятности, ему представят лорда Амхерста. Наполеон ответил: «Если лорд будет представлен мне губернатором или если последний пришлёт с лордом одного из своих подчинённых, то я не приму лорда; если же он придёт с адмиралом, то я приму его. Я также не приму нового адмирала, если он будет представлен губернатором. В своём последнем письме он оскорбил нас. Он пишет, что мы можем объезжать поместье и дом мисс Мейсон, но мы не должны съезжать с главной дороги[19]. Где же находится эта главная дорога? Я никогда не мог её обнаружить. Если я буду вынужден сойти с тропы в сторону на несколько ярдов, в случае любой необходимости, то я окажусь мишенью для часового. Адмирал, бывший здесь в последний раз, выступал в роли адвоката губернатора, обратившись ко мне с просьбой принять его вместе с лордом Амхерстом. Я бы не принял собственного сына, если бы его представил мне губернатор!»

27 марта. Посетил Наполеона, принимавшего в этот момент ванну. Он рассказал мне, как довольно долго он сумел держать в тайне от его солдат в Египте, что в армию проникла чума. «Я однажды, — сказал он, — в госпитале дотронулся до солдата, заражённого чумой для того, чтобы убедить войска, что поразившая их болезнь не была чумой; и мне думается, что в течение пятнадцати дней мне удавалось убедить их в том, что у них была лихорадка с бубонами. Я редко посещал госпитали, — продолжал он, — так как острая чувствительность моего носа была такова, что от запаха в госпитале меня всегда очень тошнило. В связи с этим Корвисар и мои другие врачи не советовали мне посещать госпитали. Даже во время моих кампаний в Европе я редко посещал их».

29 марта. Наполеон вновь заговорил о лорде Амхерсте, обратив внимание на то, что для китайского посла в Лондоне, если бы таковой был, было бы оскорблением просить его следовать тому церемониалу, который требуется от английского посла в Пекине, поскольку подобный церемониал не соответствует обычаям, существующим в стране его пребывания. «Например, — пояснил Наполеон, — если бы у английского посла потребовали поцеловать руку короля Франции, то это было бы оскорблением для посла, поскольку подобная деталь церемониала не является обычной во Франции, хотя французский посол в Лондоне делает это. Точно так же просить китайского мандарина целовать портрет короля Георга было бы глупостью и оскорблением для Китая: поскольку это не является обычаем в этой стране. Посол направляется в чужую страну для решения деловых вопросов, а не для демонстрации правил этикета и церемониала страны, которую он представляет. Он входит в число первых лиц страны его пребывания и он должен приспосабливаться к её обычаям. Если же от него потребуют совершить нечто сверх этого, то тогда действительно ему следует не давать на это своего согласия».

2 апреля. Встретился с Наполеоном, находившимся в сносном настроении. Спросил его, правда ли, что он был вынужден покинуть Египет после того, как получил конфиденциальную информацию, что директорат замышлял убить его в этой стране. «Нет, — ответил Наполеон, — я никогда не слышал об этом; так же как и директорат не имел подобных намерений. Конечно, они относились ко мне с ревностью, но такой идеи у них не было. И в той ситуации, которая тогда сложилась во Франции, я не думаю, что они хотели бы этого. Я вернулся из Египта потому, что моё присутствие во Франции было необходимо для республики, а также потому, что первая цель моей военной экспедиции была достигнута в результате покорения Египта». Я спросил, исходил ли план операции от него или в его составлении принимал участие директорат. «И так и эдак, — ответил Наполеон, — мы оба думали об этом в одно и то же время».