Альтруисты - Эндрю Ридкер

На потолок банкетного зала проецировалось начертанное курсивом имя Эзры. На ламинате танцпола тряслись аниматоры в диско-жилетах. С одной стороны танцпол ограничивало стадо белых кожаных диванчиков, а на противоположном конце зала два бармена в разноцветных бликах стробоскопа ловко разливали напитки. Над ними, на высокой платформе, разместились диджей, скрипачка и саксофонист. Гремела ритмичная электронная музыка. Над басами шипели и искрились голоса гостей.

Мэгги пробралась сквозь толпу и нашла своего брата за длинным столиком. Представила его Майки.

— Наконец-то познакомились, — сказал Итан.

— Ага. Мэгги столько о тебе рассказывала!

Музыка стала громче: зазвучал гимн Израиля с наложенным поверх битом и синтезатором. Ведущий включил микрофон на своей гарнитуре и принялся гавкать на гостей:

— Габы и господа, гальчики и гевочки, — кричал он. — Прошу всех на танцпол! Да-да, пора танцевать хору!

Танцующие быстро построились в круг. Леви подошел к племяннице и племяннику, выдернул из-под них стулья и вытолкал их на танцпол. В ту же секунду их затянуло в хоровод, завертевшийся подобно маховому колесу вокруг виновника торжества. С потолка посыпались долларовые банкноты: они парили в воздухе, точно конфетти, медленно оседая на пол. Мэгги присмотрелась к бумажкам и увидела, что на них изображен портрет Эзры. Вскоре она потеряла из виду и брата, и Майки. В хороводе кружились уже все собравшиеся: старики, дети, дальние родственники и партнеры по бизнесу. За несколько мгновений до того, как Эзру усадили на стул и понесли над головами обожаемых родных и близких, Мэгги — положив руки на плечи двух воротил из мира коммерческой недвижимости — вдруг почувствовала, как отрывается от земли.

Праздник заставил Мэгги задуматься. О деньгах. Она бы никогда не стала вести такой образ жизни, какой вела дядина семья. Но и мысль, что мамино наследство лежит мертвым грузом в холодном банковском хранилище, не принося никому пользы, тоже ее не радовала. Впрочем, оно там не просто лежит, верно? Деньги крутятся, множатся и успешно инвестируются ребятами вроде тех любителей кокса с работы Майка, на бешеной скорости проносясь по условным коридорам международной коммерции.

Идея «фиктивного капитала», насколько Мэгги ее понимала, вызывала у нее стойкое отторжение. Особенно бесило слово «фиктивный». Получается, те, кто у руля, просто все выдумывают? Прямо на ходу? («Экономика, — вспомнила она слова одного престарелого дэнфортского профессора, — это фикция. Вопрос толкования. Экзегеза».) Мэгги не находила себе покоя. Чем дольше мамино состояние обреталось в сфере воображаемого, тем дольше на нем наживались люди куда более ушлые, чем она. Раз уж деньги остаются при ней — пока она не отказалась от них окончательно, — пусть они лучше существуют в реальном мире. В материальной сфере. Нет, Мэгги не собиралась вступать в ряды безумцев-палеоконсерваторов, выступающих за возвращение к золотому стандарту и прочим истокам. Но впервые в жизни она осознала, что ее пониманию доступно далеко не все.

В октябре она получила положительное решение от комитета по образованию штата Вермонт. Учеба начиналась весной. Согласно принятому решению Мэгги ликвидировала траст и купила десять акров земли под Вудстоком, штат Вермонт, на холме под названием Хармони-Ридж. На этой территории расположились двухэтажный дом с тремя спальнями и двумя ванными, меблированный амбар, уличный туалет в деревенском стиле и пятиакровое пастбище с навесом для лошадей.

Прежде чем переехать на север, она отложила небольшую сумму, которой ей должно было хватить на год жизни до получения учительской лицензии, а оставшиеся деньги пожертвовала службе медицинской помощи студентам Дэнфорта. Деньги она перевела от имени матери, с припиской, что они должны обязательно пойти на помощь студентам с анемией и психическими заболеваниями. Она знала, что медицинской службе не хватает финансирования. Раз университет не желает выделять деньги на здоровье своих учащихся, об этом должны позаботиться частные спонсоры. «Используйте средства так, как сочтете нужным, при условии соблюдения вышеуказанных требований, — написала она. Ей понравилось, как важно и тяжеловесно звучали эти слова. — Если вы не найдете деньгам достойного применения, рекомендую нанять квалифицированных постоянных сотрудников». Наверняка в Дэнфорте немало студентов, рассудила Мэгги, чью жизнь может спасти такой человек, как ее мать.

Купленное имение оказалось очень большим, и управиться с ним в одиночку она не могла, а скоро ей и вовсе предстояло целыми днями пропадать на учебе. Мэгги наняла местного бродягу в дырявых «биркенстоках» по имени Бо. У Бо не было ни мобильного, ни иных средств связи (он не хотел, чтобы его прослушивали спецслужбы), так что поговорить с ним получалось, только пока он находился на рабочем месте.

Мэгги и ведать не ведала, что однажды станет чьим-то начальником. Теперь же она твердо решила быть добрым работодателем, таким, которого полное и безоговорочное послушание только смущает, а не радует. Ей хотелось править легко и непринужденно. Демонстрировать подчиненному не ежовые рукавицы, а либерально оттопыренный вверх большой палец. На практике все вышло иначе. Бо оказался ненадежным работником, а дел было невпроворот. Счета, поваленные деревья, нашествие термитов. Сломанный бойлер, слабый напор воды. Да мало ли что могло случиться на такой огромной площади! В конце ноября молния ударила в сахарный клен во дворе. Он упал и раскурочил канализационную трубу, шедшую от дома к септику. На следующий день Бо позвонил Мэгги.

— Тут настоящая катастрофа, — равнодушным, ничуть не обеспокоенным тоном произнес он. — В траве пузырятся фекалии. Может, вызвать профессионалов? Пусть посмотрят?

— Хмм. — Мэгги задумалась и провела рукой по рыжим кудряшкам. — Нет, — наконец сказала она. — Кажется, я знаю, кто сможет все исправить.

Артур прибыл в Хармони-Ридж ветреным декабрьским вечером: из единственной серой тучи, припорашивая имение его дочери, падал снег. «Сперо» медленно ползла вперед, фары выхватывали из темноты лишь несколько футов дороги. Артур поднимался по склону, ориентируясь на низкий каменный забор с двух сторон. Когда забор кончился, а дорога впереди слилась с полем — все кругом накрыло коварное белое одеяло, — Артур поехал просто на свет венецианских окон гигантского дома и неверное сияние уличных фонарей на каменном фасаде. Наконец он остановил машину и вырубил двигатель. Немного посидел в салоне просевшего автомобиля. Багажник был под завязку набит сумками и завернутыми в пузырчатую пленку хрупкими вещами. Тепло потихоньку выветривалось из машины, внутрь просачивался холод. Артур вновь переоценил свои силы: после девятнадцати часов в пути он не мог пальцем пошевелить от усталости. Между лобовым стеклом и приборной доской лежал пустой бумажный пакет в жирных пятнах. Артур купил в Колумбусе картошку фри и всю дорогу только ею и питался. Поначалу он был даже горд собой: картошка приятно напомнила о том, сколь малым он может довольствоваться, но теперь желудок урчал от дичайшего голода.

Уехать из Сент-Луиса оказалось проще, чем он думал. Поводом для тревог должно быть будущее, а не прошлое. Что толку тратить время на пустые сожаления? Если он станет зацикливаться на том, что оставляет позади — не только дом, но и эти коварные, незаметно проникающие в подкорку американские ценности: статус и финансовая стабильность, гордое владение недвижимостью, надежды на успешную карьеру, — он непременно кончит так же, как отец. И все же Артуру было трудно смотреть на этот уединенный сельский особняк и сознавать, что он принадлежит его дочери, а у него самого нет за душой ничего, кроме содержимого «сперо». В конце концов, это ведь обычное дело: стареющий отец приезжает жить к своей взрослой дочке. Но разве у таких отцов по-прежнему ясный и трезвый ум? И разве они должны работать за еду и крышу над головой? Артур взял себя в руки и вышел на мороз.