Аттила. Бич Божий - Морис Бувье-Ажан

Можно ли, учитывая вышесказанное, объяснять уход из Италии подорванным здоровьем?

Можно, поскольку некоторые поступки Аттилы свидетельствуют об этом, вне всякого сомнения, допустить, что неожиданное ухудшение самочувствия сыграло свою роль в решении отказаться от захвата Рима, но оно не стало единственной причиной.

Необходимость усмирить мятежников в центральной и восточной частях империи послужила дополнительным мотивом. Но надо признать, что Аттила не сразу бросился покорять бунтующие провинции и что он мог доверить осуществление карательной экспедиции Оресту, снабдив того необходимыми указаниями и дополнительными войсками.

Едва поправив пошатнувшееся здоровье, Аттила немедленно заявил о своем желании восстановить порядок в империи и утвердить свою власть во всем римском мире — цель, о которой он впервые заявил официально.

С учетом этого можно предположить, что отказ от Рима был продиктован сложившимися обстоятельствами. Аттила усомнился в своих физических силах и сделал вид, что уступил просьбам папы, на самом же деле хотел лишь отдохнуть и подлечиться и затем возобновить борьбу с новой силой. Однако зная о готовности Рима капитулировать, трудно представить себе, чтобы Аттила мог лишить себя столь славной победы, которая стала бы блистательным завершением его карьеры. Умереть в Риме, покоренном Риме, открывшем ему свои ворота, — это был бы настоящий апофеоз!

Некоторые исследователи утверждают, что он посчитал этот триумф бесполезным, так как после его смерти никто не сумел бы сохранить его империю. Такое предположение имеет основания, но при этом с неизбежностью подводит к заключению, что Аттила не верил в возможность существования своей огромной и разноплеменной империи (с Римом или без него) после собственной кончины, а это представляется совершенно невозможным, поскольку именно в этот период он проявляет огромное внимание к своим наследникам и передает все больше полномочий Онегезу.

Итак, мы снова вынуждены рассмотреть вопрос о психическом расстройстве. Уже неоднократно отмечалась неожиданность решений, смена фаз хладнокровия и неврастении, решительности и неуверенности. У Аттилы могла развиваться одна из форм шизофрении.

Часть исследователей склонна видеть в Аттиле авантюриста, искателя приключений. Для него, утверждают они, игра имела больше значения, чем выигрыш, поэтому, поняв, что он победит в этой партии, доводить дело до конца ему было уже неинтересно. Он бросал все и устремлялся на поиски новых приключений, удовлетворенный уже тем, что изумил весь мир. Другие, как Г. Хомайер и Гельмут де Боор, шли еще дальше по пути психоанализа, утверждая, что Аттила был жертвой инстинкта разрушения и что именно гений разрушения определял все его поступки, стирал ли он город с лица земли или разбивал надежды своего окружения, отказавшись его уничтожить.

Можно думать, что угодно. Аттила был сложной натурой и часто почти непредсказуемой. Но многие его решения, приказы и заявления доказывают, что все эти неожиданные повороты были рождены не больным, но гениальным умом.

Аттила заявил о намерении навести порядок во всей своей империи. Он выждал время, необходимое для восстановления здоровья, чтобы подготовить отъезд. Он взял с собой только конницу, причем в сравнительно небольшом количестве, зная, что придется преследовать кочевников, которые не смогут противопоставить ему значительные силы. Артиллерию составили только легкие баллисты, запряженные лошадьми. Он снова открыто, если не напоказ, передает бразды правления Онегезу, при этом опять-таки во всеуслышание поручает ему подготовить все необходимое для грандиозной кампании, которую намеревается осуществить спустя несколько месяцев после своего возвращения, то есть следующей весной. Он прямо заявил, что нападет на Восточную империю и что вся Италия и вся Галлия покорятся ему.

Возникает предположение, восхваляющее гений Аттилы: он совершил походы в Галлию и Италию лишь для того, чтобы показать свою силу и оставить там неизгладимую память о себе; он отказался повторить сражение на Каталаунских полях, захватить Рим и продолжить завоевание Италии, потому что был уверен, что уже достаточно показал свое могущество и позднее Италия и Галлия сдадутся ему без боя; он пощадил Рим и уступил уговорам папы, чтобы придать себе величия и заручиться поддержкой Церкви; он намеренно позволил думать византийскому императору Марциану, будто боится его и не нападет, тогда как собирался в свое время нанести тому смертельный удар и захватить Восточную Римскую империю, после чего Западная империя, включая Галлию и Италию, пала бы перед ним на колени; и, наконец, он понимал, что решительный штурм всей Римской империи будет возможен только после восстановления порядка по всей империи гуннов.

Объяснений много, даже слишком. Попытки объяснять поступки Аттилы парадоксальностью склада его ума, идущего наперекор логике, не стоит все же сбрасывать со счетов, хотя некоторые историки, такие, как Эдуард Троплонг и Рашид Саффет Атабинен, и допускают, что его дипломатический гений основывался на тщательном анализе всех возможных вариантов развития событий.

Несмотря на пошатнувшееся здоровье, Аттила не мог предположить, что это его последняя кампания. Об этом свидетельствует тщательная подготовка к походу, порученная Онегезу.

Эта война должна была стать самой молниеносной из всех, которые когда-либо вел император гуннов. По всей вероятности, война началась в сентябре, а в декабре Аттила уже возвратился из похода.

Такая быстрота объясняется тем, что, как только завершилась переправа через Днестр, армия разделилась: примерно половина войска под командованием Ореста взяла направление на Урал, вторая половина последовала за Аттилой к берегам Каспийского моря через Северное Причерноморье и Кавказ.

Орест пересек Украину севернее Киева, прошел между Харьковом и Москвой, достиг Волги в районе Нижнего Новгорода, вышел к Каме у Перми и оттуда повернул на запад от Уральских гор.

По пути он восстанавливает прежний порядок, отстраивает заново или обновляет «укрепленные пункты», истребляет грабителей-кочевников, приводит в повиновение мирных кочевников и доверяет им охрану края, усмиряет народившихся мятежников — в которых было больше безразличия к Империи, чем осмысленной воли к сопротивлению — и возвращает земли мирным пахарям, обеспечив их на всякий случай оружием и специально выделенными наставниками по военному делу.

К своему великому удивлению он постоянно и в самых разных местах наталкивается на неизвестные доселе племена, которые и сами не знали, откуда пришли. Везде ему попадаются небольшие кочевья этих полудиких жестоких грабителей, не имевших никакой связи друг с другом и действовавших на свой страх и риск вдали от родных мест. Все они походили друг на друга, к сколь разным племенам ни принадлежали бы. Все те же звериные шкуры, те же топоры и дротики, маленькие луки, пращи, шлемы и щиты из грубо выделанной кожи.

Орест встречает их под Киевом, они попадаются ему по берегам Буга и Днепра, и еще больше их встречается между Волгой и Камой и между Камой и Уральскими горами. Он убил их столько, сколько смог, и все равно меньше, чем хотел бы.