Бедная Марта - Маурин Ли

Кейт пренебрежительно фыркнула и скривилась.

— Я не желаю писать о вязании. Я хочу писать о войне, об убийствах и о преступлениях, совершенных в пылу страсти.

— Кейт! — воскликнула ее мать, шокированная то ли словами, то ли выражением лица дочери, то ли и тем и другим.

— Что «Кейт»? — с вызовом ответила девушка. — Почему я не могу работать так же, как Клайв или Алекс?

— Потому что ты другая, Кейт, — возразила мать. — Ты девушка, а они мужчины.

— Я женщина, а не девушка, — подчеркнула Кейт, скривившись еще сильнее.

Тут даже ее деликатный отец нашел нужным вмешаться.

— Кейт, дорогая, женщина или девушка, какое это имеет значение? Кем бы ты ни была, ты ведешь себя не так, как подобает леди.

Кейт всегда прислушивалась к мнению отца.

— Все равно, это нечестно, — мрачно заявила она. — Держу пари, даже если бы я написала во все газеты страны, ни в одной из них мне не предложили бы работу репортера. Но я придумала, — лицо девушки просветлело, — теперь я буду подписываться мужским псевдонимом.

— Они поймут, что ты не мужчина, когда ты явишься на собеседование.

— В таком случае, папа, я докажу им, что я ничем не хуже мужчины.

— А кто такой Алекс? — полюбопытствовала миссис Келлауэй. — Ты уже неоднократно упоминала это имя.

— Вы всегда можете выйти замуж, — сказал Клайв.

— Выйти замуж! — Кейт пришла в ярость. — Неужели вы полагаете, что лучше выйти замуж, чем стать репортером? Почему бы вам не жениться и не уступить мне свое место?

Клайв пожал плечами.

— Хорошо, если хотите.

— Что? — Она в изумлении уставилась на него.

— Что вы хотите сказать этим, Клайв? — мягко поинтересовалась мать Кейт.

— Я хочу сказать, что в конце следующей недели отплываю во Францию, — пояснил Клайв. — Я подал заявление об уходе редактору «Ланкашир пост» и спросил, не возьмет ли он Кейт на мое место. Он согласился принять ее с испытательным сроком.

Кейт умудрилась надеть на лицо маску смирения, удовлетворения и беспокойства одновременно. Мистер Келлауэй нахмурился.

— Только не говори мне, что ты поступил в армию, сынок.

— Нет, я зарегистрировался в качестве отказника и еду туда санитаром.

Миссис Келлауэй накрыла ладонью запястье Клайва.

— Вы замечательный молодой человек, Клайв, — охрипшим от волнения голосом произнесла она. — Когда вы говорили, что собираетесь жениться, вы имели в виду кого-то конкретно?

— Разумеется, я имел в виду Кейт.

Мать Кейт повернулась к дочери.

— А ты что скажешь, дорогая?

— Отвечу согласием, наверное.

— Ты могла бы проявить больше энтузиазма, — заметил ее отец.

— Но ведь он сделал предложение не мне, а всем присутствующим.

— Я имел в виду только тебя, Кейт, — улыбнулся Клайв, — а не твою мать или отца. Давай встретимся на следующей неделе и выберем обручальное кольцо. Что скажешь?

Кейт пожала плечами.

— Ну, хорошо.

Мистер Келлауэй подозвал официанта.

— Не знаю, что здесь происходит, выходит наша дочь замуж или нет, но я чувствую, что необходимо заказать бутылку шампанского. Когда ее принесут, быть может, кто-нибудь подскажет мне, за что мы выпьем.

— Ты счастлива, дорогая? — поинтересовалась миссис Келлауэй, когда они возвращались в автомобиле в Омскирк.

— Конечно, мама.

— По твоему виду этого не скажешь.

— Может, завтра я буду выглядеть счастливее, чем сегодня. Пока что я просто ошеломлена, если хочешь знать.

Счастлива ли она? Кейт была на седьмом небе от счастья. В понедельник она встретится с Клайвом, и он купит ей колечко и скажет, что любит ее. Мать, словно угадав мысли дочери, заговорила о кольце.

— Сколько бриллиантов ты бы хотела, дорогая? — спросила она. — Три или пять? Или ты предпочла бы солитер[46]?

— Я еще не знаю, чего хочу.

Нет, неправда. Кейт знала, что хочет побыть одна и поразмыслить о том, что она выходит замуж за Клайва, где они будут жить, сколько у них будет детей и на кого они будут похожи.

Вскоре Кейт уже лежала в постели и обдумывала фасон свадебного платья, но сама не заметила, как заснула.

Клайв, как сомнамбула, бродил по полю, усеянному телами англичан, французов, немцев. Большинство из них были уже мертвы. Они лежали там, где настигла их смерть, свернувшись калачиком или распростершись, будто распятые. У некоторых отсутствовала рука или нога, иногда и то, и другое, а иногда и голова. Он чувствовал запах крови. Время от времени раздавался стон, означавший, что солдат еще жив, и Клайв опускался на колено, сжимал руку раненого и шептал:

— Помощь уже идет. Держись, старина.

И вдруг из ночной темноты — или это был пороховой дым, или туман? — прозвучал голос:

— Декстер, где ты?

Но Клайв не обратил на него внимания.

Раздался приглушенный кашель, лежавшая на земле голова мотнулась из стороны в сторону, и Клайв поспешил на звук. Это был юноша с бледным лицом, совсем еще мальчик, слишком молодой, чтобы оказаться здесь.

— Джо! — прошептал Клайв. — А я думал, ты погиб. Твоя мать считает тебя мертвым. — Он бережно провел ладонью по лицу юноши, и его глаза закрылись навсегда. В глубине души Клайв понимал, что это не Джо, а всего лишь каприз его измученного сознания. Джо Росси уже год как был мертв.

Клайв отвернулся, и его стошнило. Искушение, которое уже одолевало его раньше, — взять пистолет и выстрелить себе в висок — вернулось с новой силой. Он предпочел бы такой конец, чем стать частью мира, в котором закат встречает ковер из невинных мертвых тел, устилающих землю. За один только первый день этой битвы при Сомме британцы потеряли двадцать тысяч человек, и еще несколько десятков тысяч пропали без вести или получили тяжелые ранения.

О боже, какая чудовищная несправедливость! Женщины, которых он никогда не узнает, уже стали вдовами, а дети лишились отцов. Мертвая зыбь взбудораженного мира будет разбегаться все дальше, забирая братьев и сестер, дедушек и бабушек, дядей и тетей, пока не останется никого, кто не потерял бы родных и близких, и к этому времени земля покраснеет от крови.

Господи, что же это за мир, в котором Смерть ходит по полям, собирая кровавую жатву?!

— Декстер, ты еще здесь?

— Клайв, старина.