Пять минут жизни - Эмма Скотт

– Двадцать два пятьдесят, – сказал таксист.

Я зарылась в свой рюкзак.

– У меня есть деньги.

– Я заплачу, – возразил Джимми.

Внезапно я оказалась на тротуаре, и он снова потянулся к моей руке.

– О боже, – прошептала я.

– Что такое? Черт, еще один?

Я глубоко вздохнула.

– Джимми, я…

У меня зазвонил телефон, и я поспешила вытащить его из сумки, чтобы мне не пришлось смотреть на полное муки лицо Джима.

Это была Делия.

– Что значит, ты остаешься еще на один день? – закричала она. – Ты не можешь оставаться в Нью-Йорке, если бросила принимать лекарство. Доктор Чен сказала, что пациенты Милтона, которые прекратили его принимать, начали регрессировать почти сразу.

Я смотрела на город, моя рука дрожала.

– Боже, Тея, прости, – сказала Делия. – Мне очень жаль. Я не хочу пугать тебя. Я не могу представить, как это тяжело для тебя…

Брови Джимми поднялись, он побледнел.

– Что она говорит?

– Что еще сказала доктор Чен? – сумела выдавить я в телефон.

– Что тебе нужно немедленно вернуться. – Теперь голос Делии был мягким. – Или пойти в больницу.

– Ни за что, – отрезала я.

– Ты должна находиться в безопасной, контролируемой среде, поскольку «Хазарин» покидает твой организм. Внешние стимулы могут быть слишком сильными. Тебе нужны тишина и спокойствие, а не семичасовое путешествие на автомобиле с этим человеком.

– Мне просто нужно немного больше времени.

Я моргнула.

– …тогда дайте нам знать, где вы находитесь, и мы можем прийти и забрать вас. Тея? Ты там?

Я пропустила то, что она сказала.

«Нет, это телефон. Не я. Он не работает. Он ломается и скоро не будет работать вообще».

Приглушенные рыдания вырвались из моего горла. Джимми вынул телефон из моей дрожащей руки и обхватил меня свободной.

– Это Джим, – сказал он. – Что происходит?

Я уткнулась лицом в его грудь, пока он разговаривал с Делией. Я услышала, как он спросил, нужно ли мне в больницу, а в следующую секунду я уже сидела с ним на скамейке возле городских офисов.

– Мы возвращаемся в отель, – сказал он. – С тобой все будет в порядке, если вокруг тихо и спокойно. Они придут нам на помощь.

– Нет, – заплакала я. – Нам нужно пожениться…

– Мы не можем, – сказал Джимми ломким голосом. – Не так. Пришло время вернуться. Или идем в больницу.

– Нет, – отрезала я. – Никаких больниц. Я буду кричать и никогда не остановлюсь, если мне придется провести последние часы или минуты своей нормальной жизни в больнице.

– Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себя не прощу.

Я покачала головой.

– Боже, я такая дура. Почему я выбросила таблетки? Почему? Надо было сначала за тебя выйти. Мне следовало…

– Нет, – сказал он, задыхаясь от слез. – Ты не дура. Ты храбрее всех, кого я когда-либо встречал. Ты правильно сделала.

– Это неправильно. – Я схватила его за куртку. – Все происходит так быстро. Почему это должно происходить так быстро?

Ужас начал охватывать меня. Я пыталась выровнять дыхание, когда Джимми начал петь. Низкий и дрожащий, его голос звучал рядом с моим ухом: «Я последую за тобой во тьму», – пока я цеплялась за него.

Я сконцентрировалась на его голосе, а Джим осторожно поднял меня на ноги, повел на улицу, и мы сели в другое такси. Он пел все время, его голос привязывал меня к настоящему, и я цеплялась за него как утопающая.

Оказавшись в нашем гостиничном номере, Джимми помог мне снять обувь и забраться под одеяло. Он опустил шторы на окнах, а затем лег рядом со мной. Я свернулась рядом с ним, а он гладил мои волосы. Его лицо было таким невероятно красивым, таким полным любви и заботы, и мое сердце разбилось при мысли, что однажды, когда он посмотрит на меня так, я не смогу понять почему.

«Ты сможешь. В глубине души ты вспомнишь его любовь к тебе».

– Я люблю тебя, – сказала я ему, слезы текли у меня по носу и увлажняли подушку. – Я так сильно тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – произнес он, и его глаза сияли.

– Тебе не хватит времени, чтобы продолжать любить меня. Всего пять минут.

– Это все, что мне нужно. Это все, что мне когда-либо было нужно.

Он держал меня, пока не пришел сон. Я боролась с ним так долго, как могла, боясь, что проснусь в тюрьме. Но истощение победило, и когда я снова открыла глаза, то знала, где я. Знала когда. Вот. Я все еще была здесь. Темная, тихая комната, казалось, держала амнезию в страхе, но я чувствовала невидимое пространство, бесконечное и одновременно клаустрофобное, что подбиралось ко мне. Душило меня пустотой.

Джимми спал на спине, одна рука закрывала глаза, уголки рта опущены. Я хотела разбудить его, поцеловать и поговорить с ним. Рассказать ему все. На одну ночь окунуться в жизнь слов и мыслей. Но я угасала.

Я слезла с кровати и подошла к столу у окна. Был поздний вечер, но опущенные портьеры не пропускали свет. Я нажала на настольную лампу и посмотрела на Джимми. Он спал.

Я взяла ручку и бумагу из канцелярских принадлежностей отеля и начала писать. Трижды я уходила и возвращалась, обнаруживая свою ручку в воздухе или рисуя ошибочную линию на бумаге. Я как можно лучше сфокусировалась и, когда закончила, сложила страницу пополам, и пошла обратно через всю комнату к стене, где стоял футляр для гитары Джимми.

Я опустилась на колени и…

«Почему я на полу перед гитарой Джимми?»

В моей руке была сложенная пополам бумага.

Воспоминание вернулось ко мне, и я схватилась за сознание всем своим существом.

«Останься. Пожалуйста, останься».

Спокойно, осторожно я положила футляр для гитары на пол и открыла маленькие защелки. Я положила записку на теплое бледное дерево его гитары, закрыла футляр и поставила обратно к стене.

Джимми перевернулся на бок, когда я скользнула обратно в кровать. Я лежала лицом к лицу с ним. Мой красивый мужчина. Такой мирный во сне.

Мои глаза уже закрылись. Мои мысли рассыпались, и я почему-то знала, что они не вернутся. «Я не вернусь. Не целиком. Не такой, какой была».

– Я люблю тебя, Джимми, – прошептала я.

Наклонилась и мягко поцеловала его на прощание.

Стук в дверь около пяти утра. Я открыл и увидел толпу людей: охранника отеля, двух медсестер, доктора Чен и Риту Сото.

Чен немедленно пошла к Тее, которая все еще спала. Рита обняла меня, и я ответил, радуясь ее появлению больше, чем считал возможным.