Винс и Джой - Лайза Джуэлл

Джой чуть не вырвало. Какая глупость жениться в таком возрасте. Да он не доживет до пятой годовщины!

Барбара заявила, что ее это не расстроило.

– Я за них счастлива. Правда.

– Как ты можешь так говорить? – удивлялась Джой. – Неужели это правда?

Барбара пожала плечами и вздохнула.

– Потому что в нашей неудавшейся жизни виноват не только твой отец. И я желаю ему счастья.

Но Джой не вытерпела и отправила им ответ в тот же день.

Джой была очень довольна ответом – жестким, но не стервозным, резким, но не обидным. Свое мнение она высказала.

Барбара на сегодняшний день запланировала много дел. Она встречалась с друзьями в Сафрон-Уолдене и собиралась пробыть там допоздна, а Джой, с тех пор, как пришло приглашение на свадьбу отца, испытывала непреодолимое желание залезть на чердак. Ее туда просто тянуло. Да, ей хотелось найти симпатичные вещи для новой квартиры, но дело было не только в этом. Она надеялась отыскать какое-нибудь свидетельство несчастного брака родителей и разобраться с собственным непостижимым поведением за последние семь лет.

Джой осветила фонариком чердак, раздумывая, с чего начать. Она разглядела углы картинных рам и спинки стульев. Слева лежали упаковочные коробки, обклеенные маркировочными наклейками, а справа – стопки картонных коробок. Перед ней стояло то, что она уже точно собиралась забрать в новую квартиру: красный шелковый фонарик, украшенный черными кисточками, висящий на длинной изогнутой ножке в стиле шестидесятых. Красивый и уродливый одновременно, он словно сохранил в себе дух времени и пространства, в которых ее родители обитали в тот период жизни.

Еще она нашла табурет для ног с черными растопыренными лакированными ножками и бледно-голубым атласным сиденьем, садовые гирлянды в форме китайских фонариков и полный традиционный китайский набор для чайной церемонии, включающий чайник с бамбуковой ручкой.

Она вытаскивала с чердака свои находки, словно трофеи, и относила к себе в спальню. Освободив немного места, она принялась распаковывать грузовые контейнеры.

Ту фотогорафию она заметила сразу, и Джой в ту же минуту поняла, что это значит.

Она была спрятана среди последних страниц книги рецептов «Готовим по-хайнаньски». Маленький квадратик, примерно десять на десять, распечатанный яркой типографской краской. На фотографии был изображен юноша лет восемнадцати, одетый в свободные холщовые брюки и вязаный жилет, накинутый поверх зеленой рубашки. Он позировал посреди невероятно ухоженного сада, стоял перед пальмой, облокотившись на грабли. У него были темные волосы, высокие скулы, и он улыбался фотографу с явной симпатией, граничащей с обожанием.

Его глаза сказали ей обо всем, но она все равно перевернула фотографию – просто чтобы убедиться.

Сзади была напечатана дата.

Август 1998 года. Два месяца до ее рождения.

А снизу было аккуратно подписано синими чернилами:

С губ Джой сорвался странный звук, потоки воздуха вырвались из самых глубоких уголков ее души. Она снова подняла фотографию и поднесла ее поближе к свету. Сомнений нет. Этот красивый юноша с раскосыми глазами, высокими скулами и блестящими черными волосами был любовником ее матери – и ее отцом.

* * *

Уверенность Джой не поддавалась рациональным объяснениям. Да, юноша был на нее похож, но это не главное. Она всегда чувствовала себя чужой, отдаленной от родителей. Джой долгие годы тешила себя фантазиями, что она – плод любви ее отца и экзотической сингапурской красотки, но свидетельство о рождении с именем ее матери разом уничтожило подобные домыслы.

Еще она фантазировала насчет своей матери, думала, какой бы она стала женщиной, если бы не вышла за Алана, о женственной, игривой бабочке, домашней, но привлекательной, простой, но соблазнительной. Но ей никогда не приходило в голову соединить эти две фантазии воедино.

Позднее, в тот день, Джой отправилась в алкогольный магазин, надежно спрятав в кошелек фотографию отца. Она купила бутылку «Вдовы Клико» и, вернувшись домой, поставила ее в холодильник. Потом приняла душ, надела новое платье и красивые туфли и стала дожидаться возвращения мамы.

– Он был садовником, – сказала Барбара, нежно держа в руках фотографию. – Их было четверо, они ухаживали за садом вокруг нашего дома.

– Сколько ему было лет?

– Семнадцать. – Барбара пожала плечами, тихонько застонав от смущения.

– Нет!

– Да. Ну, семнадцать, когда все началось. Восемнадцать, когда закончилось.

– И как все… началось?

Барбара снова пожала плечами и положила фотографию на журнальный столик.

– Там это было в порядке вещей. Я слышала, что другие жены соблазняли этих юношей. Не только садовников – почтальонов, курьеров, всех. Это было привычным явлением. Женщины оказывались в незнакомой стране, их мужья отсутствовали днями и ночами, работая и развлекаясь. Им становилось одиноко. Как и мне.

– И ты его… соблазнила? – спросила Джой, указывая на фото.

– Нет. Я бы так не сказала. Скорее, это был флирт. Он улыбался мне при каждой встрече. Потом мы начали здороваться. Со временем это переросло в дружбу. Я готовила ему лимонад и приносила вниз, когда видела, что он работает на жаре. Он срывал и дарил мне тропические цветы. Называл меня своей английской розой, – печально улыбнулась она. – «Доброе утро, моя прекрасная английская роза», – говорил он, когда видел меня. Сначала я думала, – он дразнит, издевается надо мной.

– Значит, он хорошо говорил по-английски?

– Да. Он был студентом, изучал деловое администрирование. И бегло разговаривал по-английски.

– И, – допытывалась Джой, сжимая в руках бокал шампанского, – что случилось потом?

– Ну, – Барбара слегка побледнела, – насколько я помню, все началось, когда я узнала о романе твоего отца с Кларк.

– Какой Кларк?

Барбара содрогнулась.

– Джинни Кларк. – Она выплюнула имя, словно оно было горьким на вкус. – Первая измена твоего отца. Ее муж был старшим менеджером по продажам в «Ягуаре» и весьма запустил себя… Очень толстый, краснощекий, я подозреваю, он много пил. Еще я думаю, что он был геем. В любом случае, как только мы приехали в Сингапур, она ясно дала понять, что хочет Алана и ничто ее не остановит. Мне приходилось очень нелегко. Забеременеть никак не получалось, одиночество, жара, тоска по дому… Когда я узнала, что твой отец поддался этой ужасной костлявой особе – знаешь, она шепелявила, как надоедливая маленькая девчонка, – я ужасно разозлилась. А рядом был Чарльз, он улыбался мне, дарил цветки гибискуса и называл своей английской розой. Думаю, это было неизбежно…