Хроника смертельного лета - Юлия Терехова

Казалось, его слова не произвели на нее никакого впечатления. Ну, из милиции – не их похоронного бюро же! Он вынул из кармана несколько фотографий и разложил перед ней.

– Вам знаком кто-нибудь из этих людей? – произнес он фразу, изрядно набившую ему оскомину.

Она ткнула наманикюренным пальцем в фотографию Кортеса.

– Он как-то представился?

– Сказал, его зовут Мигель. Это было в прошлую среду. Когда он подвалил ко мне, то уже прилично выпил. Кстати, сначала я даже подумала, кличка такая. Он абсолютно чисто говорит, без акцента. Выговор у него московский. Но он действительно испанец. У меня глаз наметанный.

– Вы правы, он действительно испанец, – кивнул Виктор. – Во сколько вы ушли из клуба и куда отправились?

– Мы вышли около четырех и поехали к нему. Там и провалялись до полудня.

– Он никуда не отлучался? – спросил Виктор, заранее предвидя ответ.

– Не отлучался, – равнодушно ответила Кристина.

– Он что-нибудь говорил о себе, о друзьях, знакомых?

– Нет… Только во сне он повторял… «Будь ты проклята… будь ты проклята…» Не думаю, что это относилось ко мне. Со мной он был исключительно вежлив, даже нежен… Он что, вляпался в какое-то дерьмо?

– У него неприятности, – уклончиво ответил Виктор. – Спасибо, Кристина.

Внезапно девушка взглянула на него с интересом:

– Спасибо, Кристина? И все? Может, поедем к тебе?

– Дома жена, – не моргнув глазом, соврал капитан, – как-нибудь в другой раз…

Сергеев вертел в руках остро наточенный карандаш и слушал Глинского, который настаивал на том, что Вероника Муфтяк была убита, и убита именно тем, кого они ищут. Сергеев недоверчиво качал головой – все доводы Виктора представлялись ему не то чтобы не убедительными, но выстроенными на песке. Ткни это убогое сооружение – и оно развалится. Он сам подозревал, что смерть Муфтяк – не просто несчастный случай, но не видел ни одной причины, по которой следовало объединять эти три дела. Хотя последнее слово не за ним, а за начальником следственного отдела. Повесить на себя еще одно убийство – дело на любителя, и ясно, как день, что в данном случае убийство Муфтяк будет передано ему. Фоменко избавится от висяка, а ему, Сергееву, прибавится головной боли. Глинский тем временем продолжал вещать:

– Я не могу понять одного: почему он ждал столько времени? Ведь рано или поздно она могла его опознать.

Сергеев усмехнулся:

– Да с чего ты взял, что она его знала – если принять твою версию за истину?..

– Иначе зачем ее убивать?..

– А если она не была убита? Если это все же несчастный случай? Ничего не говорит о том, что это было убийство – кроме нелепой косметики на ее лице.

– Лена Алсуфьева, тоже, между прочим, со мной согласна, – нахмурился Глинский. – Это более, чем странно.

– Ну, забыла она снять косметику перед ванной! – поморщился Сергеев. – Ты это не можешь себе представить? Тем более, Зубов был у нее незадолго до ее смерти, предъявлял фото на опознание, и она никого не узнала!

– А если узнала? – воскликнул Виктор. – А если все же узнала? И решила заработать на этом?

– Заработать на убийце? Ну, знаешь…

– Да откуда она могла знать, что он убийца? Пришел к ней опер, предъявил снимки, но он же не говорил ей, кто на этих снимках! А она могла подумать все что угодно… Наркотики, например. Скажите, пожалуйста, смертельный номер…

– Не знаю, не знаю… – Сергеев с сомнением потер лоб. – Поговорю еще раз с Фоменко. Медицинская экспертиза на криминале не настаивает – смерть наступила от перелома шейных позвонков. Воды в легких нет. А самое главное, что меня смущает, – следователь решительно захлопнул папку с делом. – Сломать шею человеку не так-то просто. Необходим навык. Как я понимаю, из всей компании подобным навыком обладает только бывший морской пехотинец Булгаков. А у него алиби.

– Убийца мог подойти сзади, совершенно неожиданно для нее, – настаивал Виктор. – Предположим, она вышла из квартиры и запирала дверь. В этот момент он подошел сзади, и если он не дохляк совсем, а среди этой компании таковых нет, то он сломал ей шею в два счета.

– Жаль, этот отец погибшей Муфтяк не может говорить. Наверняка он что-нибудь слышал. Ты съезди к нему в больницу, а?

– Съезжу, – кивнул Виктор, – прямо сейчас. Может, удастся что-нибудь узнать.

Врач со Скорой отвез Смолина в ближайшую больницу. Сославшись на уголовный розыск, убедил поместить его в палату, а не оставлять в коридоре, где лежали несколько стариков. Хоть не в отдельную палату, но, учитывая переполненность больницы, и это было подвигом. Виктор подумал, что тот заросший, заспанный врач оказался вовсе не таким засранцем, каким поначалу выглядел.

Он нашел Смолина в отделении интенсивной терапии. Тот лежал, устремив неподвижный взгляд в потолок, рядом с ним стоял штатив для капельницы. На тумбочке стоял лишь стакан воды и Виктор порадовался, что догадался купить коробку апельсинового сока и зефир.

– К нему что, никто так и не приходил? – спросил он у лежащего на соседней койке дядьки, и тот отрицательно мотнул головой. Виктор подумал, что уж внучки-то могли бы навестить деда в больнице, но потом, вздохнув, понял: им не до старика. Осиротевших детей, скорее всего, отправили к отцу.

Он присел на край постели, потому что ничего похожего на стул в палате не нашлось.

– Алексей Николаевич, – позвал он. – Я оперуполномоченный МУРа капитан Виктор Глинский. Я отправлял вас в больницу. Вы меня помните? Мне надо задать вам несколько вопросов. Ваша помощь необходима. Вы меня понимаете? Если да, то моргните.

Старик послушно моргнул. Ладно, значит с ним можно худо-бедно общаться. Виктор осторожно спросил:

– Вы знаете, что случилось с вашей дочерью Вероникой? Да?

Старик закрыл глаза, и из-под морщинистого века по щеке покатилась блестящая капля.

– Вы что-нибудь слышали? Какой-нибудь шум?

Старик вновь опустил сморщенные веки, и теперь Виктор справедливо расценил это как «да».

– Она кричала?

– Нет.

– Говорила с кем-нибудь?

– Да.

– С кем? С посторонним?

– Нет.

– С кем-то из соседей?

– Нет.

– С дочерью?

– Нет.

Да с кем же?

– С вами? – в отчаянии спросил Виктор.

– Да.

– Что она сказала? Что к ней пришли?

– Нет.

– Что она уходит?

– Да.

Виктор взмок от подобной «беседы» больше, чем от невозможной жары. Воздух в палате был спертый, занавески на окнах отсутствовали, и солнце раскалило небольшую комнату, а поскольку это была палата для лежачих больных, то и запах в ней стоял соответствующий. Но необходимо продолжать.