Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

Так или иначе, теоретически надо исходить из того, что князья, прямая власть которых распространялась на бо́льшую территорию, располагали и бо́льшими возможностями в содержании военных слуг. Из предшественников Святополка на киевском престоле больше возможностей по сравнению с ним имели, прежде всего, Владимир Святославич (Святой), который единовластно распоряжался землями, поделенными впоследствии между его потомками, и его сын Ярослав («Мудрый»), который в конце жизни распоряжался всеми землями, кроме Полоцкой. И численность «больших дружин» Владимира и Ярослава в бытность их киевскими князьями надо предполагать больше 800 человек – возможно, до тысячи-полутора человек. Надёжных подтверждений этим предположениям в источниках мы не найдём, но некоторую пищу для размышлений в этом направлении отдельные летописные известия всё же дают.

В ряду этих известий стоит несколько странный на первый взгляд рассказ о наложницах Владимира Святославича, которых тот имел, будучи ещё язычником, «побѣженъ похотью женьскою». Это известие содержится в летописных списках, имеющих в составе ПВЛ, а также в Н1Лм, донесшей НС, в статье под 6488 (980) г. Согласно летописи, у Владимира были «водимыя» жёны числом 5, а также было «и наложьниць у него 300 въ Вышегородѣ, 300 в Бѣлѣгородѣ, а 200 на Берестовѣмъ в сельци, еже зовут и н(ы)нѣ Берестовое»[615].

А. А. Шахматов относил этот отрывок к особой повести о крещении Руси, которую он называл «Корсунской легендой» и вставку которой в летопись он относил только к этапу НС. Текст в статье 6488 г., действительно, неоднородный и обнаруживает следы редакторской правки, однако в пользу связи известия о жёнах и наложницах с «Корсунской легендой» Шахматов выдвигал лишь чисто теоретические соображения[616], которые ещё Лихачёв назвал «малоубедительными»[617]. Возможно, известие принадлежит и к слоям, предшествующим НС. Углублённое текстологическое исследование статьи ещё предстоит, но во всяком случае в том виде, в каком её донесли до нас летописи, она существовала уже в НС, то есть в середине 1090-х гг.

Если воспринимать текст буквально, он вызывает сразу несколько недоуменных вопросов. Во-первых, неясно противопоставление пяти «водимых» жён и наложниц – допустим, можно было бы выделить одну жену как «главную» и «любимую», но чем отличались остальные четыре от наложниц? Во-вторых, непонятно, зачем Владимиру надо было держать наложниц в разных других поселениях, а не в Киеве. Наконец, удивление вызывает и общее число наложниц Владимира в восемь сотен: при всём уважении к мужским способностям крестителя Руси трудно представить себе, что он мог воспользоваться услугами всех этих наложниц, рассредоточенных по разным городам, в течение хотя бы года. Неужели князь тратил, как можно догадываться, значительные средства на содержание такого штата лишь для удовлетворения собственных страстей и амбиций? Это был бы пример бесподобный в истории средневековой Европы и сравнимый лишь с легендарными образами – например, библейского царя Соломона, который якобы имел 700 жён и 300 наложниц и которого как раз и вспомнил летописец (возможно, другой – позднейший редактор) в связи с рассказом о «блуде» Владимира[618].

Поскольку буквальное прочтение текста наталкивается на трудности, учёные предпочитают понимать его как риторическое преувеличение, может быть, отталкивающееся как раз от библейского рассказа о Соломоне[619]. Между тем, интерпретации летописного известия о наложницах в таком духе противоречат его конкретные детали – и сами цифры (в Библии 700 жён и 300 наложниц; здесь же, соответственно, 5 и 800, и наложницы разделены на три группы), и указания на населённые пункты, где содержались наложницы. В пользу того, что в летописи всё-таки представлены достоверные реалии, а не риторические фигуры, высказался А. В. Коптев. Он обратил внимание на то, что указанное в летописи количество наложниц Владимира совпадает с тем, какое получается из указания ибн Фадлана в приведённом выше рассказе о «богатырях» в окружении «царя русов»: согласно арабскому писателю, у каждого из этих 400 «богатырей» было по две «девушки» (одна ухаживает, другая удовлетворяет сексуальные потребности) – всего, значит, те же восемь сотен. Кроме того, он заметил, что Вышгород, Белгород и Берестово представляли собой укреплённые центры вокруг Киева, которые принадлежали к своего роду «домену» киевских князей и которые более всего подходили бы для того, чтобы разместить в них дружину. Эти наблюдения привели историка к выводу, что в летописном сообщении надо видеть на самом деле отражение практики снабжения княжеских «дружинников» жёнами или наложницами[620].

Вывод Коптева кажется мне вполне убедительным, если только уточнить, о каких «дружинниках» идёт речь. Очевидно, летописец ошибочно назвал «наложницами» Владимира жён или наложниц неких слуг князя, а сам князь имел на самом деле, как и было положено «нормальному» языческому правителю того времени, просто несколько жён (пять, если верить летописцу). В пользу такого понимания летописного известия говорит и сопоставление его с информацией Ибрагима ибн Якуба о воинах польского князя Мешка I. Ибн Якуб сообщает, что князь берёт на себя не только заботы о пропитании, одежде и вооружении своих «мужей», но и платит им деньги за рождение детей, а затем устраивает браки их детей, то есть контролирует их личную жизнь. Не забудем упоминание об «отрядах», на которые были разделены Мешковы «мужи», а затем указание Галла Анонима о размещении войска Болеслава в нескольких городах. Примечательно также и совпадение числа «девушек» в рассказе ибн Фадлана и числа Владимировых наложниц. Вспомним, что и в упоминании ПВЛ отроков Святополка Изяславича тоже фигурирует цифра 800 (хотя это число военных слуг, а не их жён или наложниц). Вряд ли все эти совпадения случайны. Можно ещё сомневаться в точности данных ибн Фадлана, но соответствие двух летописных известий (принадлежащих, вероятно, перу разных авторов) трудно объяснить иначе, чем отражением одного реального факта. Этим фактом было наличие у киевских князей, по крайней мере, со времён Владимира (а если верить ибн Фадлану, то и значительно раньше) и до конца XI в. обширного корпуса воинов в их прямом подчинении – «большой дружины».