Операция "Аврора" - Дмитрий Федотов

— Ох, помолчи, ради бога! — взмолился наконец Олег. — Тут же серьезный разговор! Слушай, Давыдов, у меня от ваших амуров уже голова кругом идет…

— Александра Трофимовна все очень правильно объяснила. Та дама выждала, чтобы я наверняка был у Балавинского, телефонировала, оклеветала меня и, понимая, что за это я и прибить могу, сбежала. Она же не знала, чем все кончится. Я мог вырваться и уйти, а мог остаться там в виде хладного трупа. Думаю, это бы ее очень устроило!

— То, что ты говоришь, звучит вполне правдоподобно…

— Потому что это чистая правда! Ну, подумай сам: если бы я взял с собой оружие, неужели стал бы отмахиваться от Балавинского грязным веником?.. И ты понимаешь: остаться там, чтобы оправдаться, я не мог — мне бы и слова сказать не дали.

— Хорошо… Шурочка, дусенька, вели приготовить нам кофе.

Когда поостывшая кокотка вышла, Гольдовский сказал спокойно и серьезно:

— Ты должен доказать, что предан нашему делу. И слов тут, извини, мало.

— Я думал об этом, — с жаром кивнул Денис. — Если помнишь, в Старо-Екатерининской больнице во время того обыска взяли Шапиро. Господин Кошко сказал, что этот — не по его ведомству. У ОСВАГ же на Шапиро ничего нет — ну, идейный анархист, великое ли дело, если это на уровне идей? Есть же идейные вегетарианцы и даже идейные немецкие нудисты. ОСВАГ такими людьми не занимается, наши клиенты — иностранные подданные.

— Действительно…

— Ты должен поехать к Балавинскому и Головину, передать им мое предложение. Заодно принеси извинения за веник.

— Насчет Шапиро — это, надеюсь, не шутка?

— Нет, не шутка. Просто заберу его под расписку у Кошко — тот только рад будет. Ему полицейский изолятор для другой публики нужен.

На том и расстались.

Шурка, когда Давыдов целовал ей ручку, прижалась к нему — без серьезных намерений, балуясь, но, если бы Денис намекнул, Гольдовский в тот же час получил бы отставку.

* * *

Потом Давыдов два дня ждал, что решат масоны. Другого пути, чтобы вызволить Шапиро, у них не было. А однорукий анархист зачем-то был им очень нужен — не напрасно же Маргулис прятал его в больнице.

Ожидание способствовало хандре. Он даже собирался пройти курс излечения в «Рудневке» — самый мужской способ ставить крест на прошлом. Однако природная брезгливость победила.

Наконец Гольдовский телефонировал и сказал: все улажено, Давыдова с Шапиро ждут на другой квартире, где и когда — знать пока не обязательно.

При разговоре присутствовал Нарсежак.

— Ну, начинается, — сказал он Давыдову. — Готовьтесь к неприятностям.

— Мы все предусмотрели.

— Вы мне что-то не нравитесь, Денис Николаевич.

— Я сам себе не нравлюсь.

— Попросту говоря, прете на рожон. Боюсь, что вы вбили себе в голову искупить провинность смертью. А она, старая шлюха, очень хорошо издали такие мысли чует!

— Я там, у Евриона, был сам себе противен, — наконец признался Денис.

— Есть занозы, которые так просто не выдергиваются. Они только со временем рассосаться могут. Терпите, — таков был совет мудрого Сенсея. — И съездили бы вы, пока есть возможность, к Никишиным.

— Это еще зачем?

— На случай, если за вами следят. Вы себе невесту придумали, вот и отдувайтесь.

Давыдов подумал и согласился.

Нарсежак, соблюдая все меры предосторожности, приходил к нему ночью, дворами и переодетый. Он один осуществлял связь Давыдова с подчиненными. Даже телефонные переговоры пришлось свести к минимуму. Если СОВА и ОСВАГ, а также господин Кошко, находили возможность платить телефонным барышням за ценные сведения, то и масоны, поди, не глупее…

Именно Нарсежак собрал Денису то, что он называл «дамским несессером»: зашил в карман брюк несколько полосок папиросной бумаги и кусочки карандашного грифеля, дамскую шпильку, которая могла служить отмычкой, а также тонкую вышивальную иголочку с черной и белой нитками.

Утром Давыдов проснулся поздно, привел себя в порядок и поехал обедать в «Эрмитаж» — там Гераська мог ему тайно передать важную записку. Но никаких записок не было. Денис покатался по Москве и к вечеру действительно, разжившись совершенно жениховским букетом, отправился к Никишиным.

Приняли его как родного, Анюта вертелась вокруг него из всех силенок, вот только Верочка не желала участвовать в общей беседе и старательно читала какую-то медицинскую книжку. Всем видом она показывала: мне безразличны ваши затеи, господин Давыдов, и мне совершенно безразлично, что вы обо мне подумаете, я девушка строгих правил.

Так что долго засиживаться Денис не стал, а обсудил с Никишиным его новые служебные обязанности и поехал домой. Там его и застал звонок Гольдовского.

— Где ты скитаешься? Я весь вечер тебя ищу! — сказал Олег.

— Был у невесты.

— Весь вечер?

— Как видишь. Если бы не моя будущая теща, и подольше бы остался.

— Ну, хорошо. Велели передать: твои извинения приняты, теперь ты должен привезти к нам Шапиро.

— Ну и привезу. Надеюсь не прямо сейчас? Завтра с утра поеду к Кошко, возьму вашего однорукого… А куда с ним дальше деваться?

— Подожди у аппарата, я свяжусь с нашими и получу инструкции.

Инструкции были такие: забрав Шапиро, доехать вместе с ним по Тверской до Александровского вокзала, встать на углу Грузинского вала и ждать. Подойдет к пролетке человек, поздоровается, передаст поклон от господина Сумарокова, и тогда идти вместе с этим человеком.

Вот теперь следовало соблюдать двойную, а то и тройную осторожность.

Давыдов поставил на кухонное окно лампу — знак, что к нему не следует входить. Потом написал сообщение для Нарсежака, плотно свернул и сбросил во двор — туда, где под водосточной трубой стояла бочка для дождевой воды.

Была прекрасная и душистая майская ночь.

Немного похолодало — как всегда в пору цветения черемухи. Где-то поблизости росло большое дерево, и ветерком приносило волны аромата. Давыдов стоял у открытого окна, дышал и вдруг понял, что он ни о чем не думает, просто существует в полной гармонии с ночным небом и черемуховым ветром.

Точно такая же гармония должна была возникнуть завтра. Денис, отправляясь во вражье логово, обязан был чувствовать, что он — не один, что поблизости — свои, что не дадут пропасть!

* * *

Кошко, прежде чем подписать бумаги, связанные с освобождением Шапиро, тихо спросил:

— Помощь нужна?

— Возможно. Если будут осложнения, к вам обратится мой помощник, он служит в СОВА, фамилия — Нарсежак.

— Слыхал про такого. Ну, с богом, Денис Николаевич! — И Кошко, немного смутившись, перекрестил Давыдова.