Самая страшная книга 2014 - Алексей Жарков

Я проснулся от жажды. Голова не болела, но была пустой и тяжелой, хотя, казалось бы, от пустоты должна была взлететь, как наполненный гелием шарик.

Удивительно, но я лежал в кровати. Раздетый до трусов и майки и закутанный в два одеяла — комнату все-таки хорошо продувало сквозь щели в непроклеенных окнах. Я совершенно не помнил, как разделся и лег. Но сейчас это неважно, главное — выпить воды. Для чего нужно выползти из-под теплых одеял на холод и добраться до кухни. Выбирать пришлось всего из двух зол, и жажда все-таки победила.

Обняв себя за плечи и немилосердно дрожа, я пошлепал босиком по ледяному полу на кухню.

Планировка этого жилища настолько прочно была прошита в моем сознании, что даже через двадцать лет, в полной темноте, я ни разу не споткнулся и не наткнулся на стену.

В кухне было почему-то немного светлей, чем в комнате, возможно, мои глаза просто уже попривыкли к темноте. Во всяком случае, я вполне хорошо различал и стол, и кривобокие навесные шкафчики, и белеющую в углу плиту с возвышающимся на ней чайником. К нему-то я как раз и направился, когда боковым зрением заметил возле раковины движение. Хоть я и не успел рассмотреть никаких деталей, оно было настолько отчетливым и явным, что я не засомневался в его реальности ни на мгновение. Несмотря на холод, я вмиг покрылся потом. Меня что есть силы тянуло повернуть голову к раковине, и в то же время я не мог заставить мышцы шеи сделать это. Вместо этого я шагнул назад и зашарил по стене ладонью в поисках выключателя. Щелк!.. Я невольно зажмурился, но даже закрытые веки не помешали понять: ничего не изменилось. Света в кухне по-прежнему не было.

Наконец я нашел в себе силы, чтобы посмотреть в угол с раковиной. И хоть, кроме смутной белизны эмали и тусклого блеска кранов, ничего не увидел, был абсолютно уверен: там что-то есть. Что-то чуждое мне, неправильное и страшное. Или кто-то…

И я не нашел ничего лучшего, чтобы крикнуть, а точнее, просипеть:

— Кто там?..

В ответ темнота в том углу на мгновение словно сгустилась, а затем, наоборот, посерела и снова рассеялась. Это вполне можно было объяснить секундным приливом крови к моим глазным яблокам или чем-то подобным, вполне обыденным и реальным, но я уже точно знал: дело тут вовсе не в причудах моего зрения или сознания.

— Кто там?! — завопил я уже во все горло.

Внезапно из крана полилась вода. Струя, разбившись о металл раковины, издала звук, напоминающий смех.

Я круто развернулся и бросился вон из кухни. Захлопнул дверь и метнулся в прихожую. Пока я засовывал босые ступни в ботинки, стеклянный прямоугольник в центре кухонной двери стал наливаться тусклым металлическим светом. Я не стал ждать продолжения и, рванув с вешалки пальто, выскочил в коридор.

Там я не сразу сообразил, в какую сторону мне нужно бежать, да, собственно, не успел еще и подумать, что вообще следует делать. Я понимал только одно: мне нужно к людям и к свету! Но света, судя по черным окнам в обоих торцах коридора, не было не только в моей кухне, но и в окрестных районах, если не во всем городе. А люди… Как минимум один человек — сторожиха Тамара — был точно внизу! И я так страстно желал сейчас оказаться с ней рядом, как не мечтал, наверное, обнять ее прекрасную тезку в пору моей романтической молодости.

На ходу просунув руки в рукава пальто, наступая на развязанные шнурки и едва не падая, я побежал к ведущей вниз лестнице. Но когда до нее оставалось всего несколько шагов, я увидел выплывающий из лестничного проема серый сгусток…

Мой рассудок еще пытался найти логическое объяснение этому — ведь в темноте и человек может выглядеть так же, и я выкрикнул, почти взвизгнул:

— Тамара, это вы?!..

Но тут и со стороны лестницы послышался смех — неестественный, нечеловеческий, похожий, скорее, на звон множества маленьких колокольчиков.

Тогда я метнулся назад и стал дергать подряд ручки всех, без разбору, дверей, в надежде найти не закрытую на ключ, потому что повернуть его сейчас прыгающими пальцами я бы не смог.

Наконец такая дверь нашлась — возможно, даже моя, мне не пришло тогда в голову об этом подумать.

Влетев в прихожую, я крутанул ручку замка и ринулся в комнату с намерением открыть или разбить окно и выпрыгнуть — я надеялся, что не разобьюсь, упав со второго этажа… Хотя вряд ли я вообще на что-то надеялся, главным для меня было покинуть это наводящее смертельный ужас здание.

Я подбежал к окну и схватился уже за его ручку, когда понял, что во дворе светят огни. Много-много спокойных, мягких огней: фонари, окна соседних домов, проезжающие мимо машины… И еще я понял, что это вовсе не двор общежития в далеком северном городе, а двор того самого дома, где я прожил последние двадцать лет!.. Я проморгался и закрутил головой, осматривая комнату. Нет, это была не моя комната… Впрочем… Я вдруг узнал некоторые из вещей и отчетливо осознал, что комната это все же моя, но только в доме моего детства, в старой квартире моей мамы! Я вновь выглянул во двор, но теперь мне показалось, что я смотрю из окна смоленской квартиры моей бывшей жены и Вовки… А обернувшись снова в комнату, я с ужасом понял, что нахожусь в квартире Макаровых, на том самом месте, где двадцать лет назад…

Память вспыхивает воспоминанием. Мы сидим с Тамарой в их с Семеном квартире. Моя любимая в новой синей кофте, которая так подходит к цвету ее глаз. Но в моих глазах плавают темные круги, я еще не отошел от Тамариного признания.

— У нас будет ребенок, — только что сказала она. — Сын. Пал Палыч.

— Почему Пал Палыч? — только и смог выдавить я.

— Потому что я так хочу.

Мы договариваемся, что сегодня же все расскажем Семену. Дождемся его с работы, и… Вернее, это не мы с ней договариваемся. Это решает Тамара.

— Потому что я так хочу, — говорит она, — Я больше не могу его обманывать.

Я судорожно размышляю, а чего же хочу я, когда возвращается Семен. Он входит, румяный с мороза, и почему-то держит в руках топор. Маленький черный топорик с прорезиненной ручкой, такой же, что я видел не раз в магазине для охотников и рыболовов.

— О! Вы все в сборе! — восклицает он. — Это кстати. Смотрите, что я купил, — взмахивает он топором, — Завтра идем на рыбалку!

И тогда Тамара выпаливает ему все. Сразу, без долгих прелюдий.

Семен мигом бледнеет. Такое ощущение, что в квартиру ворвался мороз с улицы и мой друг превратился в сосульку. Мне тоже вдруг делается жутко холодно, и я обнимаю себя за плечи. Мое движение будто становится сигналом для Семена. Не издав ни звука, он замахивается на меня топором и шагает навстречу.

Я знаю, что мне следует сделать: поднырнуть Семену под руку, навалиться всем телом, уронить, вырвать топорик из рук… Но тут передо мной возникает Тамара, и я делаю спасительный шаг за женскую спину.

Лезвие топора с мерзким чавканьем вонзается ей в шею. Брызжет кровь. Тамарина синяя кофта сразу становится коричневой.