Откуда приходят герои любимых книг - Юлия Андреева

Тема «Собачьего сердца» нашла свое продолжение в рассказе А. Житинского «Внук доктора Борменталя» (Аврора, 1991, № 8).

Вообще тема превращения зверей в людей и людей в зверей становится невероятно популярна в XX в., к примеру в детской повести Э. Успенского «Гарантийные человечки» мышиное войско делится на кавалерию — то есть мышей низших чинов, которые выполняют функцию лошадей, и тех, что играют роль всадников. Причем отличившегося «коня» могут повысить до всадника, а всадника в любой момент разжаловать до «транспортного средства».

«К ним приблизились старые знакомые с белым флагом. Причем один сидел верхом на другом.

— А почему так? — спросил Холодилин.

— Разжаловали его, — объяснил высокий лейтенант, который сидел в седле. — Перевели из лейтенантов в кавалерию. Судьба играет офицером. Кому не везет, тот возит сам.

— За что же тебя так понизили? — спросил мальчик у мышонка.

Мышонок-лошадь грустно пожевал колбасные ремни, потупил глаза и со вздохом произнес:

— Откусил. Вот за что.

— Что откусил?

— Колбасу, которую мы у вас захватили. Велено было не кусать, доставить живьем. А я не доставил».

Впрочем, тут волшебство житейское, связано с рангами. И внешне мыши остаются мышами.

Самое, наверное, страшное превращением животных в людей мы наблюдаем в фантастическом романе Г. Уэллса «Остров доктора Моро». Самое ужасное в книге то, как спокойно и просто доктор объясняет, как именно он создает из ни в чем не повинного животного человекоподобного монстра.

«— …Хирургия может достичь гораздо большего, она способна не только разрушать, но и созидать. Вы, может быть, слышали о простой операции, которую делают при повреждении носа? Кусочек кожи вырезают со лба, заворачивают книзу на нос и приживляют в новом положении. Это как бы прививка части организма на нем самом. Перенесение материала с одного живого существа на другое также возможно, вспомните, например, о зубах. Обычно пересадка кожи и костей делается для скорейшего заживления. Хирург вставляет в рану нужные кости и прикрывает ее кожей, беря все это у живого или только что убитого животного. Вы слышали, может быть, о петушиной шпоре, которую Хантер привил на шею быку? Вспомните еще о крысах-носорогах, которых делают алжирские зуавы. Эти уродцы фабрикуются тем же способом: отрезанные с хвостов полоски кожи перемещают на морду обыкновенной крысы и приживляют там в новом положении».

То есть ученый буднично описывает свою работу, и его оппонент, а вместе с ним и читатель вынуждены соглашаться — действительно, все понятно, реально, научно доказано, но от того еще гаже и неприятнее. Потому как, пока думаешь, что уроды зародились на острове каким-то естественным способом, с их существованием еще можно мириться или нет, но когда выясняется, что все это дело рук человека… и что таким же образом он может действовать и дальше… Согласитесь, неприятное соседство.

Впрочем, еще хуже ситуация, описанная Францем Кафкой в повести «Превращение», где простой коммивояжер Грегор Замза, проснувшись утром, обнаруживает, что превратился в огромное мерзкое насекомое. Причем, как это любит Кафка, ни причины, ни что с этим делать и как жить дальше неизвестно. Читатель, как и герой рассказа, просто поставлены перед фактом — превращение свершилось. При этом герой сохраняет здравый ум и осознает происходящее. Сначала его охватывает паника, он боится, что семья увидит его в таком виде. Позже, когда отец бросил в него яблоко, Грегор поранился о дверь. Хуже всего, наверное, то, что Грегор не может стать насекомым полностью, не может забыть, что он единственный зарабатывал в доме и теперь семья потеряла даже этот доход.

Самому Грегору вначале сочувствует только его сестра, которая пытается подкармливать своего преображенного брата. Вскоре семья оказывается на гране банкротства, это еще более ожесточает окружающих против человека-насекомого. Повесть заканчивается полным хеппи-эндом: Грегор умирает, а члены семьи отправляются на совместную прогулку, счастливые уже тем, что им удалось избавиться от свалившегося на них испытания.

«ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН»

У третьей жены М.А. Булгакова Елены Сергеевны была старшая сестра Ольга Сергеевна Бокшанская (урожд. Нюренберг). Известно, что именно она стала прообразом Поликсены Торопецкой в «Театральном романе».

Ольга Сергеевна долгое время проработала секретарем дирекции МХАТа, кроме того (с 1919 г.), личным секретарем В.И. Немировича-Данченко. Оставила обширное эпистолярное наследие, отражающее внутреннюю жизнь театра в 1920-1940-х гг.

В романе есть персонаж Ксаверий Борисович Ильчин, прототипом которого послужил режиссер Борис Ильич Вершилов (настоящая фамилия Вейстерман; 1893–1957, Москва). Борис Ильич — ученик Е.Б. Вахтангова. Работал во 2-й студии МХТ (1919–1924 гг.), МХАТе (1924–1930 гг.), Оперном театре им. К.С. Станиславского (1926–1931,1937-1939 гг.). С 1932 г. преподавал (с 1945 г. — в Школе-студии МХАТа). Создатель Московского Еврейского театра-студии «Фрайкунст» («Свободное искусство»; 1926–1930 гг.). Работал в театре «Кунст винкл» («Уголок искусства»; Киев), Государственном еврейском театре (ГосЕТ; Киев).

Прототип Ильи Ивановича Рудольфи — Исайя (Исай) Григорьевич Лежнев (имя при рождении — Исаак Альтшулер; 22 февраля (6 марта) 1891, Николаев — 9 октября 1955, Москва) — советский публицист и литературный критик, бессменный редактор журнала «Новая Россия». В 15 лет вступил в РСДРП, в 17 — за участие в стачке судим и отправлен в ссылку в Тараще (Киевская губерния). В 1909 г. вернулся в Николаев, увлекся философией Л. Шестова, благодаря чему отошел от партийной работы; занимался самообразованием, зарабатывал на жизнь частными уроками. В 1910 г., сдав экзамен экстерном, получил аттестат зрелости и уехал в Европу. Какое-то время проживал в Берлине, затем перебрался в Париж, где познакомился с Луначарским. Далее поступил в университет города Цюриха, где учился до 1914 г. После чего вернулся в Россию, устроился в «Трудовую газету» (Николаев), с 1915 г. — в газете «Волго-Донской край» (Царицын). После Февральской революции приехал в Петроград, сотрудничал с газетой «Русская воля», которой занимался Леонид Андреев. После революции 1917 г. перешел в большевистскую печать (журналы «Красный офицер», «Всеобуч и спорт», «Красная типография»). Одновременно заведовал отделом информации «Известий ВЦИК», был начальником отдела печати Главного управления воинских учебных заведений. В 1920 г. служил в Красной армии: заведовал Отделом печати Кубанско-Черноморского ревкома (Краснодар), редакцией газеты «Красное знамя» Политотдела армии.

В 1922 г. Лежнев начал издавать «первый беспартийный литературно-общественный журнал» «Новая Россия». В том же году, возможно, познакомился с М. Булгаковым, который как раз в это время пришел в журнал.

В 1926 г. журнал «Новая Россия» закрыли, 8 мая у Лежнева на квартире провели обыск, all мая он арестован ОГПУ с обвинением в создании «антисоветской группировки в журнале „Новая Россия“». Однако вместо того, чтобы посадить Лежнева в тюрьму, его выслали за границу. Сам Лежнев не признавал своей вины, просил высылку за рубеж ограничить определенным сроком, чтобы иметь право вернуться в СССР. В результате по решению Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 10 мая 1927 г. за «участие в контрреволюционном заговоре» Лежнева приговорили к высылке из пределов СССР сроком на 3 года до 29 мая 1927 г., с сохранением советского гражданства и должностью в берлинском торгпредстве. Вероятно, Лежнев согласился сотрудничать с ОГПУ Через три года, в 1930 г., он получил разрешение вернуться в СССР и уже в 1933 г. принят в большевистскую партию по личной рекомендации И. Сталина. В 1934–1939 гг. работал корреспондентом в «Правде», заместителем заведующего отделом критики и библиографии, заведовал отделом литературы и искусства.