Двадцать лет спустя - Александр Дюма

– Нет, друг мой, – сказал Рауль, улыбаясь, – в настоящий момент мне нужно лишь то, о чем я просил. Мне только хотелось бы, чтобы чернила были черные, а перо хорошее. В таком случае я готов заплатить за перо столько, сколько стоит вино, а за чернила – сколько стоит паштет.

– Тогда я отдам вино и паштет вашему слуге, – отвечал трактирщик, – а перо и чернила вы получите в придачу.

– Делайте как хотите, – сказал Рауль, только еще начинавший знакомиться с этой особой породой людей, которые состояли раньше в содружестве разбойниками большой дороги, а теперь, когда разбойники повывелись, с успехом их заменили.

Хозяин, успокоившись насчет платы, поставил на стол чернила, перо и бумагу. Перо случайно оказалось сносным, и Рауль принялся за письмо. Хозяин продолжал стоять перед ним, с невольным восхищением глядя на это очаровательное лицо, такое кроткое и вместе с тем строгое. Красота всегда была и будет великой силой.

– Этот не таков, как тот, что сейчас проехал, – сказал хозяин Оливену, который подошел осведомиться, не нужно ли чего-нибудь Раулю. – У вашего хозяина совсем нет аппетита.

– Три дня тому назад у него был аппетит, но что поделаешь, с позавчерашнего дня он потерял его.

Оливен и хозяин направились в трактир. Оливен, по обычаю слуг, довольных своим местом, рассказал трактирщику все, что, по его мнению, мог рассказать о молодом дворянине.

Рауль между тем писал следующее:

«Сударь, после четырех часов езды я остановился, чтобы написать вам, ибо каждую минуту я чувствую ваше отсутствие и беспрестанно готов обернуться, чтобы ответить вам, как если бы вы были здесь и говорили со мной. Я был так потрясен отъездом и так огорчен нашей разлукой, что мог только весьма слабо выразить вам всю ту любовь и благодарность, которые я питаю к вам. Вы прощаете меня, не правда ли, ведь ваше великодушное сердце поняло все, что происходило в моем. Пишите мне, прошу вас: ваши советы – часть моего существования. Кроме того, осмелюсь вам сказать, я очень обеспокоен: мне кажется, вы сами готовитесь к какому-то опасному предприятию, о котором я не решился вас расспрашивать, раз вы сами мне о нем ничего не сказали. Вы видите, мне крайне необходимо получить от вас письмо. С тех пор как вас нет здесь, подле меня, я каждую минуту боюсь наделать ошибок.

Вы были мне могущественной опорой, и сейчас, клянусь вам, я очень одинок.

Не будете ли вы так добры, сударь, если получите известия из Блуа, сообщить мне несколько слов о моей маленькой подруге мадемуазель де Лавальер, здоровье которой накануне нашего отъезда, как вы помните, внушало опасения.

Вы понимаете, мой дорогой воспитатель, как мне дороги и ценны воспоминания о времени, проведенном вместе с вами. Я надеюсь, что и вы изредка вспоминаете обо мне, и если вам иногда меня недостает, если вы хоть немного сожалеете о моем отсутствии, – я буду счастлив узнать, что вы почувствовали мою любовь и преданность и что я сумел показать их вам, когда имел радость жить с вами вместе».

Окончив письмо, Рауль почувствовал, что на душе у него стало спокойнее. Убедившись, что ни Оливен, ни хозяин за ним не подсматривают, он запечатлел на письме поцелуй – немая и трогательная ласка, о которой способно было догадаться сердце Атоса, когда он станет распечатывать конверт.

Тем временем Оливен съел свой паштет и выпил бутылку вина. Лошади тоже отдохнули. Рауль знаком подозвал хозяина, бросил на стол экю, вскочил на лошадь и в Сен-Лисе сдал письмо на почту.

Отдых, подкрепивший как всадников, так и лошадей, позволил им продолжать путь без остановок. В Вербери Рауль велел Оливену справиться о молодом дворянине, который, по словам трактирщика, ехал впереди них. Тот, оказывается, проехал всего лишь три четверти часа тому назад, но у него была отличная лошадь, и он ехал очень быстро.

– Постараемся догнать его, – сказал Рауль Оливену. – Он едет, как и мы, в армию и будет мне приятным спутником.

Было четыре часа, когда Рауль приехал в Компьен. Здесь он пообедал с большим аппетитом и снова принялся расспрашивать о молодом путешественнике. Подобно Раулю, тот останавливался в гостинице «Колокол и бутылка», лучшей в Компьене, и, уезжая, говорил, что заночует в Нуайоне.

– Едем ночевать в Нуайон, – сказал Рауль.

– Сударь, – почтительно заявил Оливен, – разрешите мне заметить вам, что мы уже сегодня утром сильно утомили наших лошадей. Я думаю, лучше будет переночевать здесь и выехать завтра рано утром. Десять миль для первого перехода достаточно.

– Граф де Ла Фер желает, чтобы я торопился, – возразил Рауль, – и чтобы я догнал принца на четвертый день утром. Доедем до Нуайона, это будет такой же переезд, какие мы делали, когда ехали из Блуа в Париж. Мы прибудем туда в восемь часов. Лошади будут отдыхать целую ночь, а завтра в пять часов утра поедем дальше.

Оливен не посмел противоречить и последовал за Раулем, ворча сквозь зубы:

– Ладно, ладно, тратьте весь ваш пыл в первый день. Завтра вместо двенадцати миль вы сделаете десять, послезавтра пять, а дня через три окажетесь в постели. Придется-таки вам отдохнуть. Все вы, молодые люди, хвастунишки.

Видно, Оливен не прошел школы, в которой воспитались Планше и Гримо.

Рауль и в самом деле чувствовал усталость, но ему хотелось проверить свои силы. Воспитанный в правилах Атоса и много раз слышавший от него о переездах в двадцать пять миль, он и тут желал походить на своего наставника. Д’Артаньян, этот железный человек, казалось, созданный из нервов и мускулов, также пленял его воображение.

И он все погонял и погонял своего коня, несмотря на доводы Оливена.

Они свернули на живописную проселочную дорогу, которая, как им сказали, на целую милю сокращала путь к парому. Въехав на небольшой холм, Рауль увидел перед собой реку. На берегу виднелась группа всадников, готовившихся к переправе. Не сомневаясь, что это молодой дворянин со своей свитой, Рауль окликнул их, но было еще слишком далеко, чтобы они могли его услышать. Тогда, несмотря на усталость лошади, Рауль погнал ее галопом. Однако пригорок скоро скрыл от его взора всадников, а когда он взобрался на возвышенность, то паром уже отчалил и направился к противоположному берегу.

Видя, что он опоздал и ему не удастся переправиться вместе с другими путешественниками, Рауль остановился, поджидая Оливена.

В эту минуту с реки донесся крик. Рауль обернулся в ту сторону, откуда он послышался, и прикрыл рукой глаза от слепящих лучей заходящего солнца.

– Оливен! – крикнул он. – Что там случилось?

Раздался второй крик, еще громче первого.

– Канат оборвался, сударь, – ответил Оливен, – и паром понесло по течению. Но что это там в воде? Как будто барахтается что-то.

– Ясно, – воскликнул Рауль, всматриваясь в поверхность реки, ярко освещенной солнцем, – это лошадь и всадник!

– Они тонут! – крикнул Оливен.