Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

Они вышли на улицу, закурили.

— Ну что, командир, получены точные данные. Вы действительно уничтожили нужного нам человека. За это большое спасибо тебе и твоим ребятам. Откуда информация просочилась афганцам? Когда вы отъехали от машины, один из находившихся в ней каким-то образом смог выбраться наружу. Его подобрали проезжавшие мимо афганцы и увезли в Кандагар, где он перед смертью успел все рассказать. Действительно, главарь имеет родственные связи с главой государства, и мы знали об этом. Просто посчитали лишним информировать кого-либо из вас, в том числе даже и командование части. Скажи это раньше, неизвестно, как бы вы отреагировали на наше предложение о сотрудничестве. Судя теперь по реакции вашего начальника штаба, мы сделали очень даже правильно. Нам стала известна негативная реакция на совершившийся факт возмездия самого главы Афганистана. Проблема его урегулирования решалась на самом высоком уровне. Все закончилось положительно, ведь задание это санкционировала сама Москва. Так что не переживай. Извини за неприятные волнения, но они произошли не по нашей вине. Я очень рад, что в вашей бригаде служат такие смелые и отчаянные офицеры. Насчет ордена не переживай. Согласие на это от нашего руководства получено. Начальника штаба я попрошу, чтобы он без задержки подготовил и отправил на тебя наградной лист. Думаю, он сделает это быстро и проблем никаких не будет. Так что, как я и обещал, ты все-таки место под орден готовь.

— А я уж в тюрьму собрался, — разоткровенничался командир роты, еще не веря в случившееся. — Сейчас шел и думал: дать себя расстрелять, как преступника, или самому пулю в лоб пустить? Как вы вовремя подошли!

Полковник крепко пожал Бондареву руку.

— Спасибо, командир! Когда-нибудь ты осознаешь, какое большое и важное дело сделал со своими ребятами. Ради этого я и находился здесь уже несколько месяцев. Но задание выполнено, и скоро я со своей группой убываю в Союз. Очень приятно было познакомиться. Всего хорошего!

— Ну а с орденом-то что? — спросил я капитана Бондарева.

— Подошел я к Шехтману, напомнил ему. Он мне такое наговорил, что я и не рад был. Сказал, чтобы я забыл про обещанное и что лучшим орденом для меня является то, что я не сел в тюрьму и не лишился всего, в том числе и тех двух орденов, которые уже имею. Вот такая история, — закончил он свое повествование. — А заметку эту оставлю себе на память. Вырастут дети, внуки — буду им рассказывать, кем я когда-то был, кем все мы здесь были.

Когда-то в Афганистане я мечтал: если останусь жив, обязательно напишу о тех трагических и героических событиях нашей молодости. Прошли годы. Стали забываться даты, имена, события, фамилии, названия кишлаков, притупилась острота пережитого. У меня нет специального литературного образования, но, несмотря на это, я очень хотел и хочу сказать людям о том, что Афганистан был, есть и долго еще будет отзываться в наших сердцах памятью, болью, покалеченными судьбами тысяч ни в чем не повинных людей. Моя первая статья о той войне была опубликована в январе 1994 года в газете «Хакасия». В ней я напомнил своим землякам о трагических событиях декабря 1979 года.

— Зачем ты пишешь, да и кому это теперь нужно? — как-то обратился ко мне один государственный чиновник.

Было больно слушать такие слова человека, абсолютно безразличного к чужому горю, истории своей страны. Иногда опускались руки, пропадало всякое желание говорить на эту тему, тем более писать. Но проходило некоторое время, и я снова брался за ручку. Боль и память о погибших и опаленных той войной не дают покоя и бередят душу, заставляют вспоминать те далекие и трудные времена. В сентябре 1999 года вышла в свет моя книга: «Афганистан. Боль. Память».

Растут дети: дочь Светлана, сын Юрий. И мне очень хочется, чтобы когда-нибудь они, их дети, внуки или просто кто-то из тех, кто прочитал мои воспоминания, задумались и поверили, что мы пережили очень жестокое время. Поверили, как трудно и страшно было убивать и самому каждодневно ждать своего конца как расплаты за содеянное. Чтобы поверили, что, несмотря ни на что, мы с честью выполнили приказ Родины, которая у всех нас была одна. Что своей кровью, жертвами, героическими подвигами и просто добросовестным исполнением воинского и интернационального долга, своих служебных обязанностей мы, и я в том числе, тоже вписали свои страницы в историю нашего государства и его Вооруженных Сил. И пускай историки и болтуны переставляют сейчас события и факты того времени в угоду президентам и их режимам с ног на голову и наоборот, история останется историей. Прошедшее время не сотрет из нашей памяти лица тех, с кем мы служили там, независимо от времени, условий службы и других жизненных обстоятельств.

Все труднее становится соединять разрозненные факты боевой жизни в одно целое. Их десятки, сотни…

Было время, когда один «афганец», кстати, офицер, даже упрекнул меня в нескромности, имея в виду мои публикации в газетах, и посоветовал подписывать их вымышленной фамилией. Я писал и пишу воспоминания о своей войне, своем Афганистане, своей боли, которые я пережил, и поэтому не хочу свою войну преподносить от чьего-то имени или лица. Хочу, чтобы все, кого я называл и называю, носили свои реальные имена, иначе это уже сочинение, а не память. Я писал и пишу только о тех фактах, событиях, где я сам был непосредственным участником, или слышал от друзей, знакомых, сослуживцев. Приукрашивать и врать, зачем?

К сожалению, записи, которые я делал там, в Афганистане, очень скудны и носят рабочий характер. Я допускаю нарушение последовательности событий, иногда путаю время, но не суть их самих. И не вини меня, мой читатель, за стиль и некоторые повторы. Я не литератор, я просто один из участников той кровавой жизни.

Кем мы были в ней и кем стали сейчас — право каждого считать, как он хочет. А осуждать нас уже слишком поздно. Надо осуждать и судить тех, кто нас туда направил, дал в руки оружие и отдал приказ. Осуждать вам и себя — за свое рабское и молчаливое согласие с властью в то время, когда нас там отстреливали, как зверей на охоте, когда мы, движимые единственным желанием — остаться живыми, беспощадно убивали, жгли и рушили. Такие мы, афганцы, а теперь и чеченцы есть и стали с вашей помощью. Какими? Разными. Война, кровь, жестокость нас добрее не сделали. И если кто-то из прошедших то горнило, чистилище, молчит и не ропщет на судьбу, то не исключено, что это пока, временно. Мы — не супергерои, а простые люди, которых судьба в разные годы свела там, на афганской земле.

Однажды в отпуске, когда об афганских событиях еще ничего не было известно, мне предложили выступить перед офицерами Управления армии.

Я согласился. Инструктируя меня перед выступлением, полковник порекомендовал по вопросу неуставных взаимоотношений среди личного состава сказать, что неуставных взаимоотношений, преступлений в «афганской» армии нет и все, сплоченные единой государственной задачей, живут дружно, без каких-либо конфликтов и эксцессов. Возможно, что на первом этапе войны так оно и было: шел процесс формирования воинских коллективов, притирка солдат, офицеров друг к другу.

Уважая полковника, я немного слукавил, приукрасив положение дел: ведь не могли быть отношения одинаковыми в подразделениях Советской Армии в Союзе, Германии и в Афганистане. Должна же быть разница в пользу «афганской» армии, иначе рушится миф о братской взаимопомощи в бою, принцип: «Сам погибай, а товарища выручай» и другие, на которых десятки лет строилась вся система воспитания советских военнослужащих. Отчасти это и так. Отношения между военнослужащими, в том числе и с офицерами, прапорщиками, были более демократичными, добрыми. Но это с теми, кто заслуживал их. С подлецами, нарушителями воинской дисциплины они были соответствующими.