Жертва судебной ошибки - Эжен Сю

как вы это сделали сегодня. Да, милостивый государь, потому что когда мы любовались охотой в лесном павильоне, то ваша беспрерывная угодливость к графине произвела почти скандал. Одним словом, вы перешли меру, и дольше молчать я не могу.

Дюкормье пытался прервать жену, но напрасно. Он, улыбаясь, протянул ей руку и сказал:

— Дорогой друг, я был неправ, сознаюсь в этом.

— Сознание ничего не поправит.

— Позвольте, моя дорогая, я не виноват в том, что вы мне приписываете, но виноват в другом, чего вы не подозреваете.

— В таком случае объяснитесь.

— Не правда ли, дорогая Жозефа, мы не раз в разговорах о расположении к нам наследного принца мечтали, что было бы большим счастьем получить место посла при П-ском дворе?

— Действительно, это было бы прелестно. С вашей обычной ловкостью вы оплели принца; он оказывает вам живейшее внимание, и при таких-то благоприятных обстоятельствах вы рискуете глупостями повредить своей карьере? Послушайте, я долго считала вас человеком необыкновенного закала; теперь вижу, что ошиблась. Вы лучше всякого другого умеете хитрить, льстить, обольщать, но у вас не хватает непреклонности, которая одна только приводит к успеху честолюбивых замыслов.

Дюкормье улыбнулся с видом сомнения и сказал:

— Я уже сознался, что виноват перед вами, милая Жозефа, и моя вина заключается в том, что я скрыл от вас истинную и единственную цель моего ухаживания за графиней Мимеска.

— Я не особенно легковерна, милостивый государь.

— Верьте только правде. Знаете ли вы, кто был любовником графини Мимеска, когда она месяц тому назад уехала из Вены?

— Я мало интересуюсь любовниками графини.

— К счастью, я любопытнее вас. Итак, ее любовником был барон Гердер, тень князя Меттерниха, его интимный друг и даже часто его советник.

— Но какое мне до этого дело, милостивый государь?

— А такое, что графиня Мимеска, сама того не зная, может открыть нам двери французского посольства в Б.

— Вероятно, вы шутите, милостивый государь?

— С честолюбием я никогда не шучу, моя милая. Короче, дело в том, что для Б-го кабинета очень важно знать настоящее и тайное решение Австрии относительно Шлезвиг-Голштинского герцогства. Наследный принц не раз спрашивал меня об этом и высказывал сожаление, что П-кие дипломаты тщетно пытаются разгадать мысли князя Меттерниха на этот счет. Но, конечно, они известны его ближайшему советнику — барону Гердеру. Через несколько дней барон приедет в Баден повидаться с графиней Мимеска. Он от нее без ума, боготворит ее и рассказывает ей все, даже самые секретные государственные дела. Понимаете ли вы теперь?

— Допустив, что это не сказка, выдуманная для того, чтобы объяснить ваше ухаживанье за графиней, я все-таки нахожу, что нет ничего бессмысленнее, как так очевидно компрометировать графиню, ввиду скорого приезда барона Гердера в Баден. Подумайте, может ли быть что безрассуднее, как возбуждать ревность и гнев людей, когда надо воспользоваться всем, чтобы узнать от них какой-нибудь важный секрет? Потому что, если вы только говорите правду, именно такую роль и должна сыграть для вас графиня Мимеска относительно барона Гердера.

— Совершенно верно, моя милая. Только у всякого барона своя фантазия. Графиня знает своего Гердера, как свои пять пальцев, и отсюда выходит вот что. Когда я узнал о связи графини с Гердером, то стал искать знакомства с ней, предвидя, какое значение она может иметь для моих планов; в то же время я просил вас принять графиню как можно любезнее.

— Я имела наивность сделать это.

— В данном случае ваша наивность оказалась верхом хитрости. Судите сами: две недели тому назад в вашей гостиной я старался вызвать графиню Мимеска на известные откровенности о бароне Гердере. И вот что она мне ответила: «Милый граф, вам хочется узнать от меня что-нибудь об интересующем вас дипломатическом деле. Если смогу, то дам вам необходимые сведения. Но услуга за услугу: ухаживайте за мной и компрометируйте меня как можно больше до приезда барона Гердера».

— И вы считаете меня настолько глупой, думая, что я поверю подобной басне? — воскликнула г-жа Дюкормье.

— Я считаю вас, моя дорогая, женщиной очень тонкого ума, и чтобы доказать вам это, расскажу дальше. Графиня, несмотря на ветреный вид и легкомысленное поведение, очень умна, проницательна и с большим здравым смыслом. Я передам вам ее рассуждение, и вы признаете его справедливым и даже глубоким; только, вы уж извините, мне придется повторять вещи, очень стеснительные для моей скромности.

— Посмотрим, — сказала г-жа Дюкормье, невольно поддаваясь искреннему тону Анатоля, — послушаем глубокое рассуждение г-жи Мимеска.

— Вот что сказала мне эта маленькая, странная женщина: «Барон Гердер любит меня страстно, и его страсть усиливается с каждым днем. И знаете ли почему, любезный граф? Потому что я всегда находила средства заставить его думать, что приношу самые лестные для его тщеславия жертвы. Барон — один из тех пресыщенных людей, которые любят женщину только в соответствии с впечатлением, какое она производит на других. Их самолюбие тем больше возбуждается и торжествует, чем больше за их любовницей ухаживают, восхищаются ею, ищут и желают ее другие опасные, то есть красивые соперники, которые, понятно, должны быть отвергнуты и принесены в жертву. И теперь, чтобы принести этому милому барону жертву, ввиду скорого приезда, я никого здесь не нахожу любезнее и лучше поставленного, чем вы. Поэтому, милый граф, компрометируйте меня, бешено ухаживайте за мной. Гердеру сообщат об этом (у него повсюду друзья). Он поспешит приехать, увидит, что я вас оставляю для него, и его страсть дойдет до безумия, потому что, говоря между нами, никогда еще в своей жизни он не пользовался подобным успехом; такие «жертвы», как вы, дорогой граф, редки. Моя власть над бароном удвоится, и тогда мне будет легко узнать от него нужный вам секрет; он и раньше добровольно поверял мне самые важные политические дела. Ну, что же, любезный граф, согласны вы на такую сделку?»

— Я согласился, — продолжал Дюкормье, улыбаясь. — Г-жа Мимеска, к тому же, по-своему очень честна; я тщательно проверил ее воспоминания о многих разговорах с бароном, и у меня имеется уже несколько драгоценных данных. И теперь, если графиня сдержит слово, в чем я не сомнева-юсь, и ловко узнает от барона нужный мне секрет, то я сейчас же сообщу его принцу. Подумайте, дорогая, на что нам тогда рассчитывать от него, помня его слова: «Надо надеяться, граф, что мы снова увидимся когда-нибудь в Б.» Ну-с, милая Жозефа, ошибся ли я, говоря, что графиня, быть может, сделает вас женой посла? Надо ли упоминать о всесильном влиянии моего высокого покровителя, князя де Морсена? Надеюсь, он