Бааль Шем-Тов. Личность. Чудеса. Легенды. Учение хасидизма - Петр Ефимович Люкимсон

Бештом, в его письмах, и, надо заметить, что эти вторые отчасти подтверждают первые. Наконец, есть истории, в которых Бешт действует в высших мирах, рассказываемые от третьего лица.

Одна из таких историй приводится в заключительной части книги «Шивхей Бешт» в рассказе о болезни сына р. Михла из Злочева — будущего р. Йосефа из Ямполя.

Состояние юноши было настолько тяжелым, что все уже смирились с печальным исходом, и р. Михл, уезжая по делам, наказал семье, что, если, не дай Б-г, его сын умрет, подождали с похоронами до его возвращения.

После отъезда р. Михла больной впал в беспамятство, и всем показалось, что у него начинается агония, а затем решили, что юноша умер, но, похоже, он просто впал в кому. В таком состоянии он пролежал три дня, и вдруг его прошибло потом, а затем он пришел в сознание и открыл глаза.

Чуть позже, уже оправившись, он рассказал о том, что ему привиделось, пока он находился в состоянии комы: будто подхватил его душу ангел и принес к некому чертогу, причем самому ангелу дальше путь преградили, а ему разреши ли войти. Так он оказался на Небесном суде, и увидел двух ангелов, которые несли огромную и явно тяжелую книгу его грехов. Затем появился другой ангел — с книгой его заслуг, и та была явно меньше и легче. Наконец, принесли еще одну книгу — книгу страданий, и перенесенные им страдания отменили часть грехов, но, увы, не все, и суд постановил, что он должен закончить свое земное существование.

Тут вдруг появился его отец р. Михл, возмущенный тем, что хотят сжечь книги заслуг и страданий евреев. Увидев в Небесном суде сына, он очень удивился и спросил, что тот здесь делает. «Отец, заступись за меня!» — взмолился р. Йосеф. На что р. Михл ответил, что сейчас он попытается решить вопрос с книгами, а уже затем, если не забудет, замолвит за него словечко. Но суд ответил, что вопрос, который поднимает р. Михл, решается в другой, куда более высокой инстанции, и отец ушел, забыв попросить о сыне.

Затем в чертоге появился р. Яаков-Йосеф из Полонного, и юноша снова попросил у него защиты. Но и р. Яаков-Йосеф был так поглощен своими делами в этом чертоге, что в итоге не вспомнил о Йосефе.

И тут поднялся великий шум, возникло ощущение, что сотрясся не только этот чертог, но и все высшие миры сразу, и раздался голос: «Дайте дорогу самому Бешту!».

Войдя, Бешт увидел р. Йосефа и спросил, чем тот занят? Он вновь рассказал о вынесенном постановлении и попросил заступиться за него. Бешт обратился к судьям с просьбой даровать юноше дополнительные годы жизни и велел возвращаться обратно. Хотел он было задержаться, чтобы посмотреть, что будет делать Бешт в этом чертоге, но тут его схватили два стража чертога и понесли, и несли до тех пор, пока не увидели на мусорной куче какую-то мерзкую падаль.

Велели они его душе войти в эту падаль, и тогда он стал всячески сопротивляться и умолять их этого не делать, но они насильно загнали его внутрь. Когда же он вошел в падаль, то начал потеть — и очнулся.

Вне сомнения, главным мотивом здесь выступает то, что Бешту была дорога каждая еврейская душа, и на протяжении всей жизни он был подлинным заступником на Небесном суде для каждого еврея. В этом смысле ему пытались уподобиться многие последующие лидеры различных направлений хасидизма, хотя звание «заступник Израиля» навсегда закрепилось за р. Леви-Ицхаком из Бердичева (1740–1810).

Но он был призван также еще раз подчеркнуть величие Бешта, то с каким почтением к нему относятся не только его сподвижники на земле, но и обитатели высших, духовных миров.

Одна из дошедших до нас записей сна Бешта свидетельствует, что в своих молитвах и духовных странствиях он мог защищать перед Небесным судом не только за евреев, но и за неевреев, которые были так или иначе с евреями связаны и, по меньшей мере, не причинили им никакого вреда:

— Однажды видел я во сне, — говорит запись от имени Бешта, — что иду по полю. И увидел издали что-то вроде тумана, и дошел я до того места, где был туман. Одну сторону, а также дорогу освещало солнце, а на другой стороне был туман. Место это напоминало длинный склон, и дошел я до конца долины, а рядом со мной оказался ханаанский слуга (украинец — Ш. Б.), который несколько лет назад ушел от меня. И увидел я, что он идет сильно нагруженный, несет на плечах вязанку дров. И когда он увидел меня, то скинул с себя дрова, пал к моим ногам и сказал: «Когда я служил вашему высокостепенству, я хранил субботу, а когда ушел от вас, то стал работать на одного откупщика, и он в субботу понуждал меня работать, приказывал ходить в лес за дровами в субботу. А ныне мы оба умерли, и я должен по субботам приносить в Преисподнюю столько дров, чтобы для откупщика хватило на всю неделю. Посему прошу вас, чтобы вы подождали, пока я не вернусь, и я укажу вашему степенству место, где вы можете попросить у них, чтобы они избавили меня от наказания, ибо они очень уважают ваше степенство в этом мире. А сейчас я не могу из-за начальничков, которые ходят за мною. Сказал он ему: „Коли меня так уважают в этом мире, брось дрова и ступай-ка со мной прямо сейчас“. И указал он мне место. Пошел со мной и показал некий чертог».

И Бешт вошел туда и стал просить избавить еврея от наказания, а заодно, кстати, замолвил слово и освободил от наказания и еврея-откупщика.

В комментариях М Яглома и И. Лурье к этой истории отмечается, что сама по себе она звучит как нравоучительная проповедь еврейским арендаторам, которые ошибочно полагают, что, указывая нееврею работать в субботу, они сами не нарушают заповеди о ее соблюдении. Однако нельзя не заметить и общегуманистического звучания этого сна, в котором Бешт предстает в качестве заступника как евреев, так и неевреев. Как, впрочем, нельзя не обратить внимание и на перекличку между этими двумя историями, подчеркивающими, что Бешт не просто принадлежит двум мирам одновременно, но и занимает высокое место в Небесной иерархии.

Но куда чаще, если верить самому Бешту, он проникал в высшие миры (которые, в соответствии с кабалистической традицией называл «чертогами» или «залами», что основано на созвучии и смысловой близости ивритских слов «олам» и