За сладкое приходится горько платить - Артем Черкизов

Больше он ничего не сказал — говорили другие.

Пили много, ели еще больше. Молодые парни, проголодавшиеся за день, сметали со стола все подряд. «Повара» в свежих передниках по знаку приносили все новые и новые блюда. И о спиртном не забывали. Часа через два сложилась та обстановка мужского застолья, когда все о чем-то говорят, но никто никого не слушает. И надо всем этим висело облако табачного дыма.

Слон заметил, как Долгорукий бросил короткий взгляд на часы. Это его насторожило.

«В чем дело? — подумал он, мгновенно трезвея. — Кого или чего старик ждет? Неужели мы купились на жратву и выпивку?»

Поднялся и вышел во двор, на всякий случай прихватив с собой автомат. Почти тотчас же рядом с ним возник Долгорукий.

— Зря беспокоишься, — сказал, — я смотрю на часы потому, что на десерт должны подвезти девочек. Хотел, чтобы это было сюрпризом, да от таких, как ты, ничего не скроешь.

А Слон между тем вглядывался, внюхивался в темноту ночи. Ему чудилось, что со всех сторон на свет из окон ползут, замыкая кольцо, вооруженные до зубов люди. Вздрогнул: подобное он испытывал в горах Афгана.

— Смотри, Долгорукий, если ты что-нибудь подстроил, первая пуля — тебе, — предупредил он Долгорукого. — Чует мое сердце…

— Верно чует, — вдруг к его удивлению согласился старик и коротким тычком вогнал в грудь Слону узкий стальной стилет.

Этот удар был у него отработан: стилет скользнул между ребер и пронзил сердце Слона, еще крепкое, способное гонять по венам кровь долгие годы. Слон с недоумением медленно повернулся к старику всем телом, открыл было рот.

— Тс-с-с… — прошипел Долгорукий. — Не надо шуметь, сейчас тебе станет хорошо.

Слон словно поперхнулся, по телу прошла волна судороги, и он рухнул к ногам Долгорукого.

— Первая пуля, первая пуля… Сосунок! — брезгливо процедил тот. — Сначала научитесь, а потом уже лезьте.

Он взял мертвого Слона под мышки и отволок в сторону, со света. Потом вытащил из-за пазухи небольшой фонарик и, включив его, несколько раз чиркнул тонким, но сильным лучиком по верхушкам леса. Через минуту-другую в той стороне обозначились человеческие тени. Одна из них метнулась к старику.

— Мы готовы.

— Перекрывайте входы и выходы, блокируйте окна и кладите всех. Всех до одного. Мне не нужны свидетели.

Тень растаяла, и тут же темнота взорвалась десятками багровых вспышек — брызнули смертельным свинцом стволы. Боевики Доктора, уже уверовавшие в то, что победа досталась им без крови, совсем расслабились — ни один не успел даже вырвать из-за пояса пистолет. На всех напал столбняк. В считанные минуты половина из них была перебита, остальные лезли искать спасения под стол, но пули настигали их и там.

— Керима не трогать, я сам с ним разберусь, — приказал Долгорукий. — И прекратить огонь.

Огневой шквал превратился в резню — раненых добивали ножами. Долгорукий, стараясь не ступать в кровавые лужи, прошел на середину комнаты и заглянул под стол, где прятался единственный, кто не пострадал, — Керим.

— Ну что, наелся? Нет? Ну, тогда жри! — и Долгорукий своей цепкой жилистой рукой за волосы вытащил Керима из-под стола, ткнул лицом в кровь на полу. — Ты на кого руку поднял, падаль? На меня, на вора в законе? Жри!

Но Керим от страха уже ничего не соображал, лишь подвывал тихонько, зажмурив глаза. Долгорукий достал стилет…

Малыш со своего дерева, почти все это видел. Точнее сказать, происходящее в доме представало перед ним фрагментами, через окна; последний же акт кровавой драмы разыгрался на свету из тех же окон и был многократно приближен отличным биноклем. Он даже отметил, что удар стилетом пришелся Кериму в висок.

«Избиение малолетних, — подумал он. — Да, от старика можно было этого ожидать. Думает, бедняга, отвел удар и на этом все. Как бы не так!»

Малыш не торопился покидать свое место в развилке старого вяза. Он-то знал, что развязка еще впереди.

«Интересно, куда они станут девать эти десятки трупов? — гадал про себя, не отводя бинокля от окон особняка. — Погрузят в микроавтобусы и увезут в какой-нибудь заброшенный карьер? А что с домом? Тут ведь уборкой не отделаешься — нужен солидный ремонт, чтобы без опаски продолжать жить в нем. Не может быть, чтобы Долгорукий обо всем этом не подумал».

Оказывается — подумал. Равно как и о том, чтобы обеспечить дальнейшим событиям достойное освещение.

— Несите сюда пару канистр с бензином, — приказал Долгорукий.

Его парни, опьяненные кровью, никак не могли остановиться, им хотелось стрелять и стрелять. До чего же легко они справились с приезжими! А ведь те были не начинающими, многие из них прошли Афган, Чечню, этот их Слон воевал, говорят, в Боснии. Воинству Долгорукого, состоявшему в основном их вчерашних перворазрядников, кандидатов в мастера и мастеров спорта, казалось, что вот-вот заревут в восторге трибуны и полетят на арену цветы.

Пока ходили за бензином, Долгорукий решил в последний раз осмотреть дом, лично удостовериться, что никого из пришлых не осталось в живых. Нет, он не боялся, что его сдадут, это могли сделать и свои. Заботило его другое: он давал этим ребятам слово, что с ними ничего не произойдет, на деле же не сдержал его. Если такое выплеснется наружу, это может сильно пошатнуть его репутацию. Ради нее, репутации, он и велел никого не жалеть, всех отправить на тот свет. Ради нее же приказал облить дом внутри и снаружи бензином.

«Никаких следов! — думал он. — Была честная с моей стороны стрелка, люди Слона погорячились, а мои не остались в долгу. Кто докажет, что было не так?»

Двое ходили по комнате и поливали трупы бензином. Вдруг с одним из них что-то случилось, нервы сдали, что ли. Он бросил канистру, завопил благим матом, его вывернуло наизнанку, а потом — вот ведь припадочный! — выскочил из дому и помчался в сторону леса, визжа, как недорезанный боров.

— Догнать его! — рявкнул Долгорукий. — Что встали?! Или хотите, чтобы он по своей дурости с повинной явился, а вы все получили «вышку»?

Слово «вышка» возымела действие — все разом бросились за беглецом в темноту леса.

Первым на пути у беглеца встал Малыш.

Что им двигало? Было тут и опьянение кровью и трезвый расчет — пусть у Долгорукого поменьше останется людей, — и даже какой-то позыв к справедливости, велящей принимать сторону слабых.

Малыш скользнул по стволу вяза вниз, перебежал к тому месту, где вот-вот появиться ополоумевший. И тот не замедлил, пронесся мимо, вернее, пытался пронестись, но встретил такой удар в висок, что, едва ахнув, упал бездыханным.

Малыш оттащил труп в кусты, прислушался. Преследователи были в десятке шагов от него. И тогда он, уже в новом качестве, бросился бежать перед ними, подобно зайцу, за которым гналась стая борзых.

— Где он? — раздался сильный голос.