И создал из ребра я новый мир - Эд Курц

Вскоре ноги Джоджо коснулись земли: теперь он был таким же высоким, как Дэвис, если не на дюйм выше. Он схватил Дэвиса за плечи и развернул к себе. Дым поднимался от их ног — сигара упала в ворох опавших листьев. Но противники того не замечали: один был в диком бешенстве, а другого рвали на части.

— Бет! — рычал Джоджо. — Сара! Моя работа! Друзья мои! Вся моя чертова жизнь! Ты забрал все!

Дэвис открыл было рот для какого-то ответа, но с его губ слетали лишь мокрые черные пузыри. Джоджо дико, по-волчьи, завыл и вгрызся в самую середину лица Дэвиса. Он сжал зубы, рыча, и резко мотнул головой в сторону, напрочь оторвав магу нос вместе с верхней губой. Теодора испуганно вскрикнула.

Джоджо пожевал кожу и хрящи, прежде чем плюнуть липким месивом прямо в лицо, вернее, останки лица Зазывалы Дэвиса.

— Уж она-то тебе не достанется, — рыкнул Джоджо и, подняв тело Зазывалы в воздух, насадил его с размаху на сук ближайшего дерева. Страшная окровавленная марионетка, пробитая насквозь, безвольно поникла.

Неподалеку захрустели листья, и Джоджо вздрогнул. Теодора пала на колени, дрожа всем телом, на лице ее застыла маска отчаяния.

— Джоджо…

— Прошу прощения за беспорядок, — сказал он, его широкая мохнатая грудь тяжело вздымалась.

— Он что… м-м…

— Мертв? Ни за что. Кто угодно, только не он.

— И… что теперь?

Джоджо приосанился и запрокинул голову, глядя на ночное небо.

— Мы возвращаемся, — сказал он.

— Во… возвращаемся? Но куда?

— В город. Домой!

— У нас нет дома? Ты что, не видел обрыв? Ничего нет, Джоджо! Ничего!

— Есть мы, — спокойно сказал он, подходя к ней и протягивая руку. — Еще есть мы.

Теодора взяла его за руку, и Джоджо поднял ее на ноги. Она упала на него, зарылась лицом в волосы на его груди и плечах и зарыдала.

— Он вернется, правда?

— Вернется, — согласился Джоджо.

— Он не даст нам спокойно жить, — сказала она, утираясь рукавом. — Не даст — и все.

— Да кто его спрашивать будет!

— Он просто начнет все сначала, как ты не понимаешь. И сделает все еще хуже!

— И совершит ту же ошибку, что и в первый раз, Теодора. Он забудет о таких вещах, как любовь и безмерная глупая решимость людей вроде меня. Я тысячу раз пройду через это ради тебя, черт возьми. Миллион. Потому что ты — все, что у меня есть. И все, что я хочу.

— О, — пробормотала она, потому что других слов у нее не нашлось. Больше всего на свете ей хотелось поцеловать Джоджо, но с его лица капала кровь, а с зубов свисали ошметки кожи. Кожи того существа. Сама мысль заставила ее содрогнуться.

— Конечно, я побреюсь, умоюсь и почищу зубы… — Он рассмеялся.

— О, Джоджо.

— Может, в этот раз будешь звать меня Джордж?

— Джордж?

— Ну да, это мое настоящее имя.

— Я помню.

— Просто Джордж — как тебе такое?

— Мне нравится.

Они так и не поняли, что идут не в ту сторону, пока снова не очутились на выступе, с которого открывался вид на зияющую повсюду пропасть. Джоджо — отныне просто Джордж — осторожно подошел к краю и несколько долгих минут простоял безмолвно, глядя на пар, поднимавшийся из глубины. Глухой звук, похожий на стон ветра, заполнил пустоту.

Через некоторое время Теодора подошла к нему.

— Смотреть на это толку нет, — сказала она. — Надо идти в другую сторону.

— А вдруг этот лес никогда не кончится?

— Может, и так.

— Как думаешь, мы в аду?

— Раз уж ты рядом со мной, значит, не ад.

Он улыбнулся, но не очень весело.

— Знаешь, она права, — раздался слабый голос позади. Они оба резко обернулись, чтобы посмотреть, кто это сказал. По обрыву ковылял мужчина, идя к ним с восточной стороны. Он был маленький и худой, в потрепанной одежде, с грязным небритым лицом. Его глаза покраснели, а руки дрожали. За пару футов до них он остановился. — Сойдешь с ума, если будешь просто стоять и смотреть. Я смотрю уже несколько недель — и погляди на меня!

— Кто вы? — шепотом спросила Теодора.

— Очередной мираж, — убитым голосом бросил Джордж.

— Я не мираж, — уязвленно заметил мужчина. — А вон та — думаю, да. — Он указал на линию деревьев дрожащим пальцем. Теодора бросила взгляд в указанную сторону и, хоть и попыталась сдержать себя в руках — пора уже привыкнуть после всего, через что они прошли! — вскрикнула.

Джордж посмотрел туда же. Среди деревьев плясала тощая дьяволица с пепельно-серой кожей. Заметив их, она показала им длиннющий язык и принялась размахивать на театральный манер руками.

— Вы перестанете их видеть, когда начнете все сначала, — угрюмо сказал мужчина. — Решите, что они ушли и вы снова в безопасности. Но это, конечно, будет самообман. Ничто из того, что вы построите, не удовлетворит их. Не удовлетворит его. Тогда он вновь начнет все рушить. — Его голос дрогнул, и он прикрыл глаза рукой. — С каждым разом все хуже и хуже…

— Боже мой, — вдруг осознала Теодора и уставилась на старика. — Я… мне знаком ваш голос. Это вы позвонили мне тогда? Вы предупредили о Зазывале Дэвисе?

Мужчина кивнул.

— Много хорошего это принесло, а?

Джордж прищурился и спросил:

— А сколько всего раз…

— Много, — сразу ответил мужчина. — Очень много. И больше я не буду ничего делать — мне надоело смотреть, как все снова сходят с ума, умирают… как все горит.

— Тогда помогите нам. Помогите нам хоть раз все исправить.

Мужчина фыркнул и покачал головой.

— Не могу, — сказал он с дрожащей улыбкой. — Но желаю удачи вам двоим.

С этими словами он, разбежавшись, прыгнул со скалы. Теодора вскрикнула, и они с Джорджем поспешили к краю обрыва — как раз вовремя, чтобы увидеть, как этот усталый и побитый жизнью человечек исчезает в тумане.

Она закричала ему вслед, и ее крик породил бесконечное эхо. Джордж сглотнул и уставился на клубящийся туман, гадая, что этот человек обретет там, внизу… если вообще что-нибудь обретет. Теперь он знал: придет час, и перед ним встанет тот же вопрос. Однажды и ему придется выбирать между мрачным карнавалом городка под названием Литчфилд и непостижимой пустотой, окружающей его. Что он в итоге предпочтет?

Джордж прищурился и внимательно посмотрел на заплаканное лицо Теодоры. Свет, пусть и тусклый, одухотворял ее черты. Она тоже смотрела широко раскрытыми глазами на край мира и бездны забвения за ним, простирающиеся бесконечно. Она тоже думала о прыжке и быстром конце. О побеге.