Ведяна - Ирина Богатырева

Однако не успел пройти двух шагов, как остановился и круто развернулся на месте.

У двери в киоск, на каменной плите, изображавшей ступеньку, сидел, сжавшись в комок, грязный серый кот. Слипшаяся шерсть топорщилась во все стороны. Глаза были прикрыты, щёлочки спеклись гноем. Выглядел кот неприятно. Рома сделал к нему шаг. Тот не отреагировал. Он казался спящим, но Рома понял, что это забытье, в какое впадают больные, как люди, так и животные. Сначала он хотел постучать в дверь киоска – возможно, кот жил здесь, он бы вошёл и отогрелся. Ему хватило бы просто отогреться. Но потом понял, что в киоск его не пускают. Просто тут не было снега, и от двери не то шло, не то мерещилось тепло, которое, конечно, полностью сходило на нет в условии, что сидел он на голом камне. Но этого кот уже не чувствовал – он почти ничего уже не чувствовал, купаясь в алом горячечном бреду.

Пойти дальше Рома не мог. Он даже забыл, что куда-то шёл минуту назад. Приблизился и присел напротив кота, вглядываясь в грязную морду. Кот дремал. Морда выражала терпение и ничего больше.

– Зря ты на камне, – сказал Рома вслух, когда понял, что иначе кота не разбудишь. Но тот и от голоса не пошевелился. – Камень холодный. Он тянет из тебя жизнь.

Кот приоткрыл глаза.

– Холодно. Смерть, – услышал Рома равнодушное и глухое.

– Рано смерть. Где ты живёшь?

Кот не ответил. Рома подумал, как задать вопрос по-другому – этот звучал слишком по-человечески.

– Где ты ночуешь? Рядом?

– Нет, – долетело от кота. Он был слабый, мысли двигались долго. – Давно брожу. Вдали был. Здесь чужие.

– Хорошо. Пойдём со мной. Согреешься. Дам еды. – Рома выпрямился, чувствуя, что ноги затекли. – Мой дом – чужой, там свой кот, но я дам место. Поправишься.

– Нет, – снова долетело от кота. – Не холод. Боль. В животе. Груди. Везде.

И он вздохнул, как будто это давалось ему с трудом.

– Да, это болезнь, – согласился Рома, продолжая вглядываться в кота. Теперь он видел, что тот застыл, что у него воспаления, и простой передержкой в тепле ему не поможешь: нужно лечение. Он вспомнил о ветеринарке, которая была в подъезде одной из пятиэтажек здесь, по 40 лет Победы, где-то в начале улицы – он бывал там один раз, покупал глистогонное Гренобычу, когда тот только прибился. – Пойдём со мной.

– Нет, – сказал кот. – Страх.

– Я буду с тобой. Там лечат. Делают здоровым.

Кот молчал. Похоже, поверить в это ему было трудно.

– Идём. Доверься. Там – жизнь.

Рома пытался найти слова, доступные и понятные коту. У того явно не было опыта общения с врачами, поэтому и страха лечения он не мог знать. Но пробить кокон слабости и бреда, в котором он почти терял сознание, было трудно.

– Люди, – сказал кот. – Нет.

– Люди хорошие, – сказал Рома. – Еда. Тепло. Добрые руки.

Кот снова замолчал. Не задумался – просто забылся.

– Я могу тебя нести, – сказал он.

– Нет. – Кот ответил сразу и даже открыл глаза. Похоже, это его действительно пугало. – Нет, – повторил он.

– Тогда пойдём. Сам.

– Больно. – Кот готов был снова закрыть глаза и провалиться в дрёму, но Рома понял, что нельзя терять время:

– Вставай, – сказал и сделал шаг в сторону. – Я иду. Ты со мной. Сейчас. Вставай.

Он не ожидал, что кот послушается. Но он слышал, что тот больше не спит. Какая-то мысль, пусть недовольство, пусть страх, но что-то шевелилось в его маленьком, грязном и больном теле и наконец вытолкнуло с камня: он встал на лапы и сделал первые шаги, спустившись со ступеньки. Остановился. Ему явно было очень тяжело. Поднять голову не мог, шёл, как будто из упрямства. Но шёл.

– Хорошо. Молодец, – ободрял его Рома. – Ты сильный. Идём. За мной.

Он пятился, и кот шёл. Похоже, он почти не видел своими затёкшими в гное глазами, но шёл на голос и на само присутствия кого-то. Это его держало. Рома чувствовал, что он хватается за него, пусть и не хочет, пусть и боится, но страх смерти был сильнее, и то, что источало тепло и жизнь, влекло его сейчас за собой – это был Рома.

– Молодец. Ты сильный. Идём, – приговаривал он, двигаясь еле-еле, чтобы кот не отстал.

Так, со скоростью улитки, они двинулись в сторону пешеходного перехода – Рома пытался представить, как станут переходить дорогу, это казалось самым большим препятствием, большим даже, чем длинная улица, до конца которой надо дойти. Но машин почти не было: одну они пропустили по встречной полосе, пока добирались до середины дороги, а больше никто не ехал. Кот с трудом забрался на тротуар, тяжело выдохнул и двинулся дальше – Рома не давал ему останавливаться.

На 40 лет Победы стали встречаться люди. Они оборачивались, морщились, вглядывались Роме в лицо, потом отворачивались и ускоряли шаг. Но Рома и до этого чувствовал, что они с котом привлекают внимание: невидимые, по углам и подвалам прячущиеся животные, птицы с деревьев, все следили за ними. Он ощущл недоумение, исходящее от них: зачем? куда? Кот, по счастью, ничего не замечал, и это Рому радовало – животные не любят внимания.

Вывеска с нарочито улыбчивой собакой и довольной жизнью кошкой появилась у предпоследнего дома. Рома очень надеялся, что по случаю раннего часа посетителей в клинике будет немного. И в то же время по мере приближения к подвалу в душе ожила тревога. Рома сам не понимал, с чем она была связана: что его не примут, выгонят с этим котом, ничейным, обречённым, что ему не помогут? Успокаивал себя: не о том, ты сейчас думаешь не о том. Надо только о нём. Ему нужна помощь. И больше ни о чём другом. Но страх не проходил.

Наконец дошли. Рома открыл дверь. Из подвала пахнуло теплом и множеством запахов.

– Сюда, – позвал Рома. – Пришли. Вниз.

Кот стоял не шевелясь. Он принюхивался. Не надеясь разлепить глаза, изо всех сил втягивал воздух и пытался понять, что его ждёт. Пахло страшно. Не просто неприятно: страшно – холодный, равнодушный запах смерти. Рома тоже чуял его. И у него по позвоночнику потек тот же страх. Но он знал, что с ним надо совладать, что он может с ним справиться, что это нужно. И должен кот. Должен – иначе ничего не получится.

– Идём. Сюда. Вниз, – говорил тихо, но настойчиво.

Кот не двигался. Он стоял и нюхал.

– Эй, ну кто там? Не май месяц! Или туда, или назад, нечего выстужать! – раздался снизу старушечий голос, и Рома от неожиданности вздрогнул. Кот не шелохнулся. Голос для него не значил ничего. Во всяком случае, гораздо меньше, чем запах. Рома понял, что надо действовать, и, придерживая дверь, сделал шаг на ступеньку вниз:

– Я иду. Ты за мной, – сказал, привалившись к двери, давая коту пройти. – Иди. Я здесь.

– Я сказала: дует! – капризно прокричали снизу и раздались шаги: старуха вышла к проходу и пыталась разглядеть, что делается наверху.