Пути неисповедимых - Алёна Дмитриевна Реброва

с кем я пил, просто Рэм, – улыбнулся он и крепко пожал мою правую руку, глядя при этом на левую, которая была под перчаткой. – Дейкстр и Истэка рассказали мне, зачем ты здесь. Я осмотрю тебя завтра, если ты не против: сейчас я не в том состоянии.

– Хорошо, я сама сильно устала за день, – соглашаюсь.

– Рэм, а что делать с тем рыжиком, которого вы связали? – спросила Раф. – Оставим его голодным?

– Я сам покормлю его после ужина. Сейчас он даже сидеть не может, не то что самостоятельно есть, – вздохнул серафим.

– В этом нет необходимости, – заявил не пойми откуда взявшийся посреди кухни Леопольд… наверное, он прибежал сюда в облике мыши, потому никто его не заметил. – Если вы разрешите мне его развязать, я могу помочь ему вспомнить в себе человека, и он поест с нами.

– Лео, не думаю, что это хорошая идея… – хмыкнул Дейк. – Вряд ли этот псих сможет спокойно есть вместе с нами.

– Он не такой чокнутый, каким мог показаться, – возразил Рэми. – Он просто не в себе после превращения, такое часто бывает.

– Вот именно, – кивнул Леопольд. – Я же оборотень, уж мне ли не разбираться в том, как преодолевать послеоборотное состояние, когда сознание еще связано с телом зверя, но ты уже человек? Дайте мне некоторое время, и я помогу ему совладать с человеческим телом.

– Хорошо. Только прежде, чем он сядет за стол, ему нужно привести себя в порядок, – своим обычным тоном степенного и гордого всезнайки сказал Истэка, только что вошедший в кухню. – Я дам тебе для него одежду.

– Ладно, – кивнул Лео и пошел за Демонтином куда-то вглубь дома.

– Ну… раз ужин откладывается еще на какое-то время, я пойду, отнесу Куде его порцию. Он ведь так и лег спать голодным, бедняга, – проговорила Раф, уже положив в глубокую миску большой кусок запеканки и пару плошек салата, и тоже вышла с кухни.

Мысленно покрыв самыми разными ругательствами тех, из-за кого ужин отложился еще на полчаса, я со вздохом положила голову на сложенные на столе руки.

– Представляешь, а мне еще и жить приходится с этими невыносимыми педантами, – тихо прошептал мне серафим, сев в такую же позу. – Не есть, пока все не придут, даже если умираешь от голода! Неслыханно!

– Сочувствую, – смотрю на Рэми, чьи спутанные красные волосы были распущены и случайно упали мне на плечи… Причесываться его эти педанты так и не научили, судя по всему. И как он от них отбивается столько времени, интересно?

– Так что все-таки вы сделали с конем Бэйр и, главное, зачем? – спросил у серафима Дейк, вернув все к тому самому вопросу, который мучил меня последние полтора часа.

– Это не конь, – улыбнулся он. – Изначально он был человеком… точнее, преступником. Двенадцать лет назад он отравил священный ручей и уничтожил всех белых единорогов в Ниэле, лесу солнечных леннайев. После этого он окончательно свихнулся и начал травить других волшебных животных в других лесах. Он придумал яд, из-за которого нарушаются жизненно важные потоки в ауре существ, в чьих жилах течет хоть капля божественной благодати… лекарства от таких серьезных нарушений не было и нет до сих пор… грозило смертью всем волшебным существам в нескольких странах. Мы с Истэкой по просьбе одного из наших старых знакомых поймали обезумевшего колдуна и обезвредили его, но не убили, – Рэми вздохнул и потянулся затекшими крыльями. Когда в бугристой спине раздался хруст, он блаженно вздохнул и продолжил, расслабив крылья. – Я решил, что лучшим наказанием для такого убийцы будет лишение всего человеческого, что есть в его теле, так как человечность в душе он похоронил задолго до нашей встречи. Превратить его в кого-нибудь беспомощного… например, в лошадь. Это показалось мне хорошим вариантом, так как конь не может говорить, не может колдовать… вообще ничего не может. Он обречен на унизительную жизнь под наездником и с уздой в зубах. Заколдовав Люциуса, я просто отвел его на ближайшую ярмарку и продал, как ездовую лошадь. Он уже примерно двенадцать лет как конь.

– Черт… – мы с рыцарем одновременно издали тяжкий стон и посмотрев друг на друга несчастными глазами.

– Эх, ну почему у меня даже лошадь – не лошадь, а безумный чернокнижник? – вздохнула я.

– Зато это объясняет все странности твоего коня, – так же печально вздохнул Дейк. – Абсолютно все.

– Подождите… это получается, что у меня теперь нет лошади? – вопросительно смотрю на рыцаря, потом на серафима.

– Это мы с Истэкой еще решим, – покачал лохматой головой Рэми. – Люциус побудет какое-то время человеком, а мы за ним понаблюдаем. Если ему было достаточно этого наказания, и он понял, что не стоит тратить свои способности на бессмысленные убийства, то он останется человеком. Если нет – не переживай, ты уедешь отсюда на своем коне.

– Черта с два она хоть еще раз усадит на меня свою жирную жопу!!! – громко крикнул ворвавшийся на кухню Люциус.

Он вполне твердо стоял на ногах и вообще очень уверенно двигался. Сейчас он был причесан и одет в щегольскую бордовую шелковую рубашку, скорее всего принадлежащую Истэке, и мягкие коричневые штаны.

Прошлепав босыми ногами по каменному полу к столу, Люциус злобно посмотрел на Дейка и молча указал ему на место у стенки. Мол, подвинься.

– А ты, – сев на место, маг бросил горящий ненавистью взгляд на Рэмола, – ты еще пожалеешь о том, что сделал со мной!…

– Ну да, давай, начинай мне угрожать, – усмехнулся он. И, хотя эта усмешка была беззаботной и даже веселой, сразу почувствовалась опасность, таящаяся в серафиме. – Успокойся, раз уж сидишь за моим столом.

– И не подумаю успокаиваться!!! – еще больше взбесился колдун, резко вскакивая из-за стола и наклоняясь через столешницу к серафиму. – Я твоими стараниями почти двенадцать лет жрал один овес и сено!!! Ты когда-нибудь пробовал эту дрянь!? А когда в еду заползают тараканы и мыши!? Ты хоть раз пил тухлую воду просто потому, что какой-то пьяница забывает ее поменять!? Изнемогал от жажды, не в силах даже выйти из тюрьмы два на два метра, называемую стойлом!? Знаешь, каково это, задыхаться от вони собственного дерьма, потому что о тебе забыли!? Когда в шерсти блохи!? Ты знаешь, что такое таскать на спине вонючие задницы жирдяев, которые о шерсть еще и измазанные в соплях руки вытирают!? Ты можешь себе представить, что с моими боками после шпор особо нетерпеливых!?

Люциус резким нервным движением поднял рубашку, чуть ее не порвав… на животе, вдоль ребер, шли ужасные шрамы от некогда бывших там рваных