Пророчество Луны - Фредерик Ленуар

— Салям алейкум.

— Ваалейкум ассалям, — ответил Джованни, он уже умел здороваться по-арабски.

— Мархаба бика йа уалади.

— Шукран лака йа Сиди.

— Аллах яхфадука!

Джованни повернулся к Ибрагиму, показывая, что его запас арабских фраз для поддержания беседы исчерпан. Суфий все понял и рассмеялся, громко и заразительно. Затем Ибрагим стал переводить с арабского вопросы наставника к Джованни. Добрых полчаса продолжался разговор о жизни итальянца и существовании в неволе, о его стране, религии, интеллектуальном и религиозном образовании. Ибрагим поинтересовался у юноши, не хочет ли он, в свою очередь, спросить о чем-либо учителя.

Джованни готовился к встрече с суфием и потому задал вопрос без промедления.

— Что, по вашему мнению, является худшим из зол, тем, что может повлиять на душу человека и помешать его духовному пути?

Мудрец посмотрел на гостей с лукавой улыбкой.

— А как вы сами считаете?

— Гордость, — ответил Ибрагим.

Оба повернулись к Джованни, который немного помедлил, затем произнес:

— Страх.

— Каждый из вас ответил так, как подсказывает его сердце.

Все трое расхохотались.

— Впрочем, хотя оба ответа верны, наш юный христианин дал самый распространенный и точный. Все сердца знавали страх, тогда как есть люди, лишенные гордости, — сказал суфий и пристально взглянул в глаза Джованни. — А ты знаешь, чего мы боимся больше всего?

Вопрос застал юношу врасплох. Он подумал несколько мгновений.

— Наверное, смерти.

Старик помолчал, а когда начал говорить снова, его голос был весел, но уверен.

— Я долго думал над этим. И через много лет понял очевидное. Каким бы странным это ни казалось, мы страшимся не смерти, а… жизни!

— Жизни? — воскликнул Ибрагим. — Разве она не самое ценное для нас, даже если полна страданий? Мы все с отчаянием цепляемся за жизнь.

— Цепляемся, но не живем. Вернее, мы цепляемся за существование. Существование — лишь данность, а жизнь — искусство.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джованни.

— Все очень просто. Бог создал нас, не спрашивая нашего мнения. Мы существуем, и это факт, с которым ничего нельзя поделать. Нам остается только жить. И все зависит только от нас, ибо мы призваны быть творцами собственной жизни. Как при создании произведения искусства, сначала мы должны захотеть жить, затем представить жизнь, обдумать ее и, наконец, создать — придать ей форму, выразить посредством всех событий, счастливых и не очень, которые случаются с нами вне зависимости от нашего желания. Мы учимся жить точно так же, как учимся философствовать или готовить. Благодаря самому процессу существования и опыту, которого мы набираемся, мы познаем жизнь.

— Я это понимаю, — сказал Джованни. — Но почему вы говорите, что мы боимся жизни?

— Мы боимся открыться ей навстречу, с радостью встречать ее стремительное течение. Предпочитаем контролировать свое существование, ведя ограниченную, размеренную жизнь без всяких сюрпризов. И не важно, где мы находимся, в убогой хижине или во дворце! Человек страшится жизни, и больше всего его привлекает безопасное существование. Когда все сказано и сделано, человека больше интересует не жизнь, а выживание. Но выживание есть не что иное, как существование без жизни… то есть, по сути, смерть.

Мудрец посмотрел на слушателей и снова широко улыбнулся.

— Труднее всего перейти от реального выживания к реальной жизни, — продолжил он. — И так же трудно и страшно принять как данность то, что мы сами являемся творцами собственной жизни. Мы предпочитаем жить, словно во сне, не думая, не рискуя, даже не пытаясь приблизиться к своим сокровенным мечтам. А ведь они и есть самый лучший стимул для жизни. Конечно, мой юный друг, вы существуете, но вы должны спросить себя, живете ли вы на самом деле?

Слова мудреца, которые перевел Ибрагим, эхом отозвались в душе Джованни. Он подумал, что в свое время, когда покинул деревню, чтобы найти Елену, он выбрал жизнь. Оставил безопасное и спокойное существование, чтобы следовать велению своего сердца, своим мечтам. Принял важное решение, рискнул, доверился течению жизни. И жизнь преподнесла ему бесценные дары. Она свела его с Пьетро и мессером Луцио. Дала возможность найти Елену и любить ее. Но Джованни сам все испортил, убив человека. Затем он ушел в монастырь, конечно, чтобы укрыться от жизни, потому что боялся сам себя. А почему он стал рабом? Потому что сел на корабль с мыслью о мести. И его нынешнее существование отражает состояние души: он по-прежнему раб своих страстей. Да, возможно, он и на самом деле отказался от жизни, чтобы следовать тропой смерти, путем простого существования. Возможно, он и не живет по-настоящему с тех пор, как покинул Венецию и потерял Елену.

Джованни ответил мудрецу улыбкой, улыбкой, которая говорила больше, чем слова. Затем юноша задал еще один вопрос:

— На горе Афон я встретил великого русского старца, который сказал мне, что основная цель жизни человека — приближение к Богу. Вы верите в это?

— Конечно! Одного из величайших учителей суфизма, аль-Халладжа, подвергли мучительной казни за то, что он провозгласил: «Я есть Бог!» И он был совершенно прав! Воля человека, который растворился в Боге, совпадает с волей Аллаха. Этому учит мусульманский мистицизм, впрочем, как и иудейский, и христианский. Но не каждый сможет это понять, стезя мистика — опасный путь.

Джованни бросил на него вопросительный взгляд.

— Опасный для того, кто своим слабым разумом полагает, что стал Господом, хотя на самом деле он всего лишь стал чуточку безумнее! Опасный для тех законников, которые недолюбливают людей, которые, постигнув Божественное, могут бросить вызов их указам.

Мудрец снова заразительно рассмеялся.

Ибрагим задал вопрос, который его глубоко волновал:

— Если это и есть цель духовной жизни, как ее лучше достигнуть? Каким путем, независимо от вероисповедания, можно добиться обожения?

— А ты как думаешь? — осведомился мудрец.

— Любить Господа и подчиняться Его заповедям, — ответил Ибрагим.

— Несомненно, но это путь верующего человека. Стезя человека духовного шире и одновременно проще. Она одинакова для верующих и неверующих, иудеев, христиан, мусульман или язычников. Духовная стезя не описана ни в одной религиозной книге, но в конце своем она соединяется с лучшими путями, о которых говорится в священных книгах. Кто угодно — мужчины, женщины, дети, бедные, богатые — могут ей следовать.

Ибрагим и Джованни переглянулись. Они не имели понятия, что еще скажет суфий. Взгляд старика был устремлен поверх головы Джованни, словно он рассматривал что-то вдали.

— Видите ли, друзья, — продолжил он медленно, тихим голосом, — суть духовной жизни вовсе не в том, чтобы досконально знать Библию или Коран и славить Бога в соответствии с религиозными предписаниями. И не в том, чтобы каждый день ходить в мечеть или церковь, повторять молитвы или петь гимны. Все это, конечно, достойно уважения, но относится к религии. Смысл духовной жизни также не в том, чтобы жить по правилам, исполнять свой долг и не грешить. Это, скорее, область морали. Квинтэссенция духовной жизни содержится за пределами морали и религии. Она проще, но постичь ее тяжелее.