Assassin's Creed. Откровения - Оливер Боуден

– У меня больше нет желания становиться частью всего этого, – сказал он, отвечая на вопрос Софии. – Мне требуется время, чтобы наконец-то привести в порядок свои мысли.

– И возможно, подумать о себе.

– Возможно, и это.

– Но у тебя пока есть обязанности.

– Знаю, – вздохнул Эцио.

Его будоражили и другие мысли. Главой ассасинов Северной Европы был Дезидерий Эразм – странствующий ученый и философ. Нынче этот человек жил в Кембридже, где преподавал в Квинс-колледже. Оттуда он писал Клаудии о молодом богослове по имени Мартин Лютер, который недавно был назначен профессором теологии в Виттенбергский университет. По мнению Эразма, к религиозным воззрениям Лютера стоило отнестись со вниманием, поскольку они шли вразрез с учением католической церкви и могли угрожать хрупкой стабильности в Европе.

Эцио поделился с Софией своими тревогами.

– Чем занимается Эразм? – спросила она.

– Наблюдает. Выжидает.

– Если северная часть Европы отпадет от католической церкви и возникнет раскол, ты начнешь пополнять братство новыми членами?

– Пока не знаю, – развел руками Эцио. – Посоветуюсь с Дезидерием.

Он досадливо тряхнул головой.

– Всегда и везде – расколы и разногласия.

– А разве не в этом проявляется движение жизни?

– Возможно, – улыбнулся Эцио. – И возможно, это уже не моя битва.

– Странно слышать от тебя такие слова… Ты мне когда-нибудь расскажешь о том, что́ на самом деле произошло с тобой в подземной библиотеке Альтаира?

– Когда-нибудь расскажу.

– А почему не сейчас?

Эцио задумался.

– Хорошо, расскажу сейчас. Я вдруг понял, что стремление человечества к миру и единству всегда будет путешествием, в котором оно никогда не достигнет конечной точки. Это подобно жизненному пути каждого человека. Смерть всегда неожиданно прерывает путешествие, и у людей остаются незаконченные дела.

В руках у Эцио была книга сонетов Петрарки.

– Вот, послушай. «И смерть не подождет, пока ты дочитаешь книгу».

– Тогда читай то, что можешь и пока можешь.

Слова жены придали Эцио решимости, и он стал готовиться к возвращению в Рим.

К тому времени София уже была беременна.

– Почему ты так долго мешкал с возвращением? – недовольным тоном спросила Клаудия, предварительно крепко обняв брата и расцеловав в обе щеки. – А ты располнел, fratello mio. Это все из-за венецианской пищи. Не годится их еда для тебя.

Они сидели в штаб-квартире ассасинов на острове Тиберина. Был конец февраля. Возвращение Эцио в Рим совпало с похоронами папы Юлия.

– Есть хорошая новость, – продолжала Клаудия. – Новым папой изберут Джованни ди Лоренцо де Медичи.

– Но он всего лишь дьякон.

– С каких пор сан дьякона мешал кому-то стать папой?

– Если его выберут, это действительно станет хорошей новостью.

– Джованни поддерживает почти вся коллегия кардиналов. Он даже выбрал себе имя – Лев.

– Интересно, меня он вспомнит?

– А я думаю, он навсегда запомнил тот день во флорентийском duomo[87], когда ты спас жизнь его отцу. Да и его собственную тоже.

– Да, – отозвался Эцио, вспоминая то событие. – Мятеж семейства Пацци. Боже, как давно это было!..

– Согласна, давно. Но малыш Джованни с тех пор вырос. Ему уже тридцать восемь. Правда, не верится? И характер у него крепкий.

– Пока он помнит своих друзей, это нам на руку. А если…

– Он сильный, – перебила брата Клаудия. – И это главное. Он хочет, чтобы мы были на его стороне.

– Если Джованни справедлив, мы его поддержим.

– Мы нуждаемся в его поддержке не меньше, чем он – в нашей.

– Это точно.

Эцио замолчал, оглядывая знакомое помещение, с которым было связано столько воспоминаний. Но сейчас они для него почти ничего не значили.

– Клаудия, хочу кое-что с тобой обсудить.

– Давай обсудим.

– Речь идет о… моем преемнике.

– То есть о новом Наставнике? Решил уйти на покой? – спросила Клаудия, хотя слова брата ее не удивили.

– Я рассказывал тебе про Масиаф. Я сделал все, что мог.

– Женитьба тебя размягчила.

– Тебя замужество не размягчило, а ты дважды побывала замужем.

– Кстати, мне очень понравилась твоя жена. Даром что венецианка.

– Grazie.

– И когда прибавление семейства?

– В мае.

– Ты прав, брат, – вздохнула Клаудия. – Эта работа изматывает. Божья Матерь мне свидетельница, я всего два года пробыла в твоей шкуре. А ведь ты столько лет тащил этот груз. Ты уже знаешь, на чьи плечи его переложишь?

– Да.

– Макиавелли?

Эцио покачал головой:

– Он ни за что не согласится. Никколо – философ, а не предводитель. Я себя не превозношу, но могу сказать: эта работа для человека с незаурядным умом. И я знаю такого человека в наших рядах. До сих пор он помогал нам лишь по части дипломатии. Я тщательно обдумал его кандидатуру. Полагаю, он вполне готов.

– И ты думаешь, Никколо, Бартоломео, Роза, Паола и Ла Вольпе поддержат его кандидатуру и выберут его?

– Думаю, что да.

– И кого же ты им собираешься предложить?

– Людовико Ариосто.

– Его?!

– Он дважды был послом Феррары в Ватикане.

– И Юлий чуть его не убил.

– Людовико здесь ни при чем. Юлий тогда враждовал с герцогом Альфонсо.

Клаудия ошеломленно смотрела на брата:

– Эцио, ты никак выжил из ума? Ты помнишь, на ком женат Альфонсо?

– Помню. На Лукреции.

– Не просто на Лукреции. На Лукреции Борджиа!

– Нынче она ведет тихую, уединенную жизнь.

– Расскажи это Альфонсо! К тому же Ариосто не может похвастаться крепким здоровьем. И клянусь святым Себастьяном, он еще и балуется поэзией. Я слышала, сейчас он сочиняет какую-то чепуху про старинного рыцаря Роланда.

– Данте тоже был поэтом. И знаешь, Клаудия, поэтический дар отнюдь не делает мужчину кастратом. Людовико всего тридцать восемь лет. У него есть нужные связи, и, что важнее всего, он предан нашему учению.

Клаудия нахмурилась.

– С таким же успехом ты мог бы предложить Кастильоне, – пробормотала она. – Тот лицедействует.