Полигон безумной смерти - Виктор Борисович Мурич

боли. Саркары покрепче сжали рвущиеся на свободу руки, не давая ему возможности дотянуться, до начавшей растворять ступню медузы.

Студенистое существо, медленно передвигаясь по ноге с помощью коротеньких отростков-щупалец, растворяет сперва обувь, а вслед и плоть. Уже забелели кости формирующие стопу. Парень бьется в конвульсиях захлебываясь в крике. Уже несколько раз он отключался от невыносимой боли, но сидящий внутри чидрх вновь и вновь приводит его в чувство и отдает в обжигающие объятия боли.

Стараюсь не смотреть на его перекошенное лицо с пеной у рта. Если меня ожидает тоже, то лучше найти способ умереть попроще. Не люблю боль! И не хочу, чтобы шеф вот так, как сейчас стоял и наблюдал за моими мучениями. Как бы лишить его такого удовольствия?

Вопли прожигают мозг. Не в силах больше выносить эту экзекуцию я закрываю глаза и зажимаю ладонями уши. Саркары тот час же оттягиваю мои руки, и принудительно открывают глаза, заставляя смотреть и слушать.

В меня упирается исполненный страдания и боли взгляд парня. Кажется, что он умоляет меня о помощи, избавлении от своего мучителя.

– Держись браток! – неожиданно для самого себя тихо говорю я.

Но он услышал, хотя конечно и не понял чужую для него речь. На мгновение с глаз парня спала пелена боли а лицо приняло нормальное выражение. Рванувшись в руках саркаров он что-то выкрикнул в сторону Петра Семеновича. Перед тем, как снова окунуться в океан боли он по доброму улыбнулся встретившись со мной взглядом.

Я запомню этот взгляд на всю недолгую причитающуюся мне жизнь. Взгляд человека, стоящего на пороге смерти, испытывающего неимоверные страдания и в то же время… даже не знаю как это назвать… он умирает с верой, что будет отомщен. Неужели я не оправдаю его ожиданий?

– Он сказал, что ты покараешь нас, – насмешливо процедил Петр Семенович. – Что нам воздастся за их смерть и страдание.

В руках саркаров уже извивается не человек, а всего лишь безногое тело. Торс с руками и головой. Медуза уже трудится в районе желудка. Удивительно, что совершенно нет крови. Наверное, она вырабатывает какое-то вещество, заставляющее кровь сворачиваться. То есть шансов умереть раньше времени от потери крови тоже нет.

Прочертив в воздухе дугу, в сердце завывающего в исступлении парня воткнулся нож с широким лезвием. По самую рукоять из темного дерева. Из под гарды брызнула тоненькая струйка крови. Крик утих, и на лице парня воцарилось умиротворение. Последний взгляд он подарил мне. И в его глазах была Вера. Вера в то, что наступят времена, когда людям не придется прятаться по лесам и спать с мечом под боком… Вера в сытых и веселых детей бегающих дружной стайкой по деревне… Вера в то, что по возвращении с тяжелой работы в поле или охоты, дома будет ждать семья, а не штабель трупов с выпотрошенными животами в центре комнаты…

– Ну вот! Все развлечение испортила! – разочарованно протянул Петр Семенович, аккуратно подцепляя коробочкой сопротивляющуюся медузу. – А Виктор только начал во вкус входить.

Саркары разжали руки и то, что осталось от тела тяжело рухнуло на землю.

– Не люблю бессмысленную жестокость! – спокойно произнесла из-за моей спины Вика. На какое-то время все о ней забыли. Как-то не до нее было. Вика почему-то не воспользовалась шансом и не убежала, а осталась на прежнем месте и метким броском облегчила страдания человека.

Я думал, что только я один в последнее время поступаю странно и неблагоразумно. Оказывается это заразно. Сперва крестьяне, теперь вот Вика. И ведь у всех них был шанс спокойно уйти и остаться в живых, но они пренебрегли им ради… ради… Даже не знаю ради чего. Может это и глупо прозвучит но, скорее всего, они так поступили потому, что чувствовали себя людьми. И пусть мы являемся представителями разных рас из разных миров, но в каждом из нас есть что-то делающее нас Человеком. И ради этого что-то наверное стоит умереть. Я понимаю, что это даже для меня звучит слишком возвышенно, особенно на фоне грязной жизни провонявшейся повседневностью быта, но другого объяснения происходящему я не нахожу.

– Ой, уморила! – всплеснул руками Петр Семенович и притворно закатил глаза. – Кто бы говорил!

– Ненавижу! – рычу я и делаю рывок в его сторону, но сильные руки саркаров осаживают меня как поводья взбесившуюся лошадь. – Убийца! Садист!

У меня нет слов, чтобы выразить бушующую во мне бурю эмоций. Изо всех сил плюю в его сторону. Попал! Прямо в глаз! Хоть и маленькая, но все же месть.

– Этим плевком ты продлил свои мучения еще на несколько часов, – говорит Петр Семенович, брезгливо вытирая лицо.

Саркары ловко ударили меня под коленки и повалили на землю. Не смотря на мои отчаянные попытки освободиться, они все же превратили меня в некоторое подобие горизонтального распятия.

С ужасом смотрю на погружающегося в грудь тоненького червячка – чидрха. Как ни странно, но боли я совершенно не чувствую.

– Ну а теперь гвоздь программы! – довольно произнес шеф и осторожно высадил медузу мне на левый кроссовок.

Студенистая масса пошевелилась, засучила щупальцами как бы привыкая к новому месту, и начала не спеша растворять кожу кроссовка.

И тут я не выдержал… Накопившийся во мне за последнее время страх паровозным гудком рванул наружу.

– Гниль!!! – заорал я так, что даже саркары нервно вздрогнули. Обычно в таких ситуациях кричат «мама», но я решил, что звать маму еще более бессмысленно, чем давно мертвого Гниль.

– Пой птичка! Пой! – расхохотался Петр Семенович. – Твой голос – бальзам на мое уязвленное самолюбие.

Вне области моего видения раздался сдавленный крик Вики и звуки борьбы. Похоже она решила безуспешно потягаться в силе с саркарами.

– Спасать тебя надумала, – хмыкнул Петр Семенович. – Еще одна исполненная благородства душа.

– Никудышный у тебя Виктор голос! – неизвестно откуда раздался скрипучий, как звук гнущегося в сильный ветер дерева, голос. – Слоны мелодичнее воздух портят, чем ты орешь!

– Гниль! – радостно шепчу, узнав пошлую шутку из своего репертуара. – Живой?

– Ага! – вслед за ответом что-то тяжелое и сильно пахнущее свежеспиленным деревом обрушилось на удерживающих меня саркаров. Они даже дернуться не успели как гигантская толи нога толи рука по очереди впечатала их в землю.

Почувствовав себя свободным вскакиваю на ноги и в первую очередь избавляюсь от растворяющей мой кроссовок медузы. Взмах ноги, и прочертив в воздухе плавную дугу, она с чвакающим звуком влепилась в ошеломленное лицо Петра Семеновича. Он сдавленно крикнул и, упав на землю, принялся кататься, пытаясь хоть как-то избавиться от незваного гостя. Но все