Когда отступать некуда, дерутся насмерть - Анна Малышева

– Это почему?

– Нарветесь! Родители вчера и так вызвали милицию.

– Ну? Жаль, что нас уже не было, – огорчилась Ксенька. – Вот был бы концерт! Смотри, чтобы они так больше не делали! Мой муж – он же психованный!

И она рассмеялась. Сегодня она выглядела совсем плохо – глаза опухли и превратились в две тупые щелочки. Щеки приобрели неестественный розовый цвет – видимо, тоже от пьянства. Но Ксения смеялась и казалась довольной.

– А телефона я тебе не дам, – заявила она. – Обойдешься. Дай свой!

– Чего ты боишься? – Насте очень не хотелось давать этой твари свои координаты. – Я не сбегу, и в милицию тебя не сдам.

– Ну, попробовала бы ты сбежать! – хохотнула та. – Ребенок-то здесь! И пусть он живет здесь, поняла? Через неделю я приду за остальными деньгами!

Настя с трудом спровадила ее. Потом она поднялась к родителям, поужинала с ними и уложила в сумку те свои вещи, которые еще оставались в этом доме.

– Ты все делаешь наоборот, – огорчилась мать. – Тебе нужно жить тут!

– Мам, ты не бойся. Ксения больше не придет.

– И это подозрительно! Как ты ее успокоила? – вмешался отец.

– Мы просто поговорили.

Настя! – Отец еще никогда не выглядел таким раздраженным. – Если ты встала на такую позицию, то зачем же вообще сюда приходишь?! Думаешь, это такое удовольствие – вытаскивать из тебя правду?! Да живи, как хочешь, где хочешь, с кем хочешь! Убирайся отсюда., раз ты тут никому не доверяешь!

– Петя, – мать испуганно повернулась к нему. – Успокойся, прекрати!

– С вами успокоишься! Ну, ты мне скажи, откуда в ней это?! Откуда это ослиное упрямство?! Что ты о ней знаешь? – в бешенстве закричал отец. – Она же ничего не говорит! Завтра ее убьют или посадят, а ты будешь хлопать глазами! Что я могу сделать?! Что ты с ней можешь сделать?!

Скандалы в семье Садовниковых были явлением редким. Поджигательницей обычно выступала Настя – именно из-за своего упрямства. И сейчас назревал именно такой скандал, но обстановку неожиданно разрядил Мартын. Неизвестно, откуда он взялся – только что смотрел в другой комнате телевизор. Но в следующий момент он уже оказался на кухне, вскочил на стул и истошным голосом заорал:

– Прекратите! Прекратите! Буду кричать! Прекратите! Не трожьте маму!

Он схватился за спинку стула, истерично затряс ее, и стул перевернулся вместе с Мартыном. Настя, уже заплаканная, бросилась вытаскивать его из стула. Мартын ревел, как маленький бычок. Купленная в Париже кепочка налезла ему на глаза. Отец махнул рукой и ушел в спальню.

– Ты все-таки уходишь? – У матери совсем опустились руки. – Надо бы остаться, Настя. Хотя бы попроси у него прощения.

И тут Настю прорвало:

– А за что?! За что?! Это вы не правы, а я права! Почему всегда прошу прощения я?! Может у меня быть своя жизнь или нет?! Почему я должна выворачиваться перед вами наизнанку?! Я живу, как могу! За что мне просить прощения?!

– Раньше ты была не такая!

– Да когда, когда?! Что ты выдумываешь?! Всегда я такая была!

– Нет, – отрезала мать. – Ты стала такой после той драки! И я очень хотела бы знать, что там случилось на самом деле!

Настя замотала головой, захлебнулась слезами и выбежала из квартиры. Сумка била ее по ногам, когда она спускалась по лестнице, а вслед несся приглушенный дверью рев Мартына.

Это был большой и очень неуютный дом. Его построили вскоре после войны и, видимо, не очень заботились о красоте. Комнаты тут были большие, но с низкими потолками. Дом стоял в длинном ряду таких же особняков и был среди них самым уродливым. С фасада его закрывали старые липы. Одна из них была обуглена и расколота пополам.

– В нее попала молния, когда я был мальчишкой, – пояснил Николя. – Прекрасно помню этот вечер. Ну и переполох тогда поднялся! Меня никак не могли оттащить от окна, я ждал, что молния ударит еще раз. Боялись, что я сошел сума. Бабка вызвала пожарную команду, а когда они приехали, липа уже сгорела. Дорогу размыло, вот они и опоздали.

Витас сидел на подоконнике с ногами, обхватив колени, и смотрел в сад. Он жил тут уже четвертые сутки и еще ни разу не был в городе. Без денег, без документов, без друзей – он чувствовал себя заброшенным на другую планету. С хозяином дома он давно был на «ты», но чувство одиночества от этого не исчезло. И эта обожженная липа, и дом, и соседская собака, перебегающая дорогу – все это было ему уже знакомо. И надоело до смерти.

– Ты меня не слушаешь? – спросил Николя. Они только что поужинали, и ему хотелось поболтать. – Может, съездим в город? Завтра воскресенье, можно выспаться.

– Я бы съездил, – пожал плечами Витас. – Только не сейчас. Я устал.

– От чего?

Витас опять пожал плечами. Он и сам не знал, что на него накатило. С того дня, как он сбежал из особняка, где убили его друзей, мальчишка часто впадал в тоску. Это была какая-то вязкая, странная хандра, когда опускались руки и не хотелось даже плакать. Тогда он сидел часами на одном месте и тупо смотрел в точку. Потом встряхивался, шлялся по дому, рассматривал отремонтированные комнаты, наблюдал, как идут работы в неотремонтированных. В доме с утра до пяти вечера находилось трое рабочих, которые завершали окраску стен. После них должны были прийти паркетчики, чтобы отциклевать испорченный пол.

– По-моему, ты устал скучать, – усмехнулся Николя. – Иди сюда, сядь рядом.

Витас послушался. Когда он плюхнулся на диван, Николя накрыл его холодные пальцы своей горячей мясистой лапой:

– Ты не играешь в шпионов, а, малыш?

– Не понял тебя? – Витас поджал под себя ноги и закрыл глаза. Ему хотелось помолчать, а вместо этого он должен был поддерживать трудный и опасный разговор.

– Ты ведешь себя немножко странно, – признался Николя. – Кстати, не я один так считаю. Сидишь тут целыми днями, молчишь, таешь на глазах… Что происходит? Ты не болен?

– Я абсолютно здоров! – Витас отнял руку и убрал со лба волосы. – Просто весенняя хандра.

А, славянская душа! – рассмеялся Николя. – Знаешь, ты совсем не похож на славянина. Больше на цыгана. Меня в детстве брали на гулянья с аттракционами, и там выступали вот такие мальчики, похожие на тебя. Я еще мечтал убежать с цирком и научиться также скакать на руках. Ты не цыган, Петр?

– Я уже говорил тебе, кто я. Я болгарин.

– А, ну да. Что я удивляюсь? – согласился тот. – Их попортили турки. Значит, ты у нас наполовину мусульманин.

«Знал бы он, что попал в точку! – подумал Витас, вспомнив маму. – Когда к ней приезжали родственники из Ташкента, меня рассматривали, как дикобраза. А к папе относились хорошо. Полукровок нигде не любят. Впрочем, тут ничего не поймешь: Почему говорят, что славяне загадочные? Это придумали французы. Восточные люди куда загадочней».