Россия. Век XX. 1901–1964. Опыт беспристрастного исследования - Вадим Валерианович Кожинов

больные и слабые. Между тем в 1921–1922 годах миллионы стали жертвами тотального голода.

Факты ясно свидетельствуют, что революционная власть не только не предприняла необходимых мер для спасения людей, но и подавила общественные инициативы в этом направлении. Более того: власть воистину варварски использовала страшный голод в своих интересах, проводя изъятие церковных ценностей якобы ради закупки продовольствия для голодающих. В опубликованном в наше время «строго секретном» предписании Ленина недвусмысленно сказано:

«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей… необходимо провести изъятие церковных ценностей… чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей… Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе (где проходила тогда международная конференция. – В. К.) в особенности совершенно немыслимы»[224]. Из этого очевидно, что церковные ценности (их денежную стоимость Ленин, надо сказать, сильно преувеличивал) отнюдь не собирались превращать в хлеб для голодающих…

И другой факт из той же истории голода. Как только выявилась надвигающаяся катастрофа, представители старой интеллигенции, не забывшие о борьбе общественности с голодом 1891 года, когда в спасении людей активно участвовали, среди других, Толстой и Чехов, создали (29 июня 1921 года) «Всероссийский комитет помощи голодающим», который, в частности, мог получить весомую поддержку за рубежом. Большую роль в создании и работе Комитета играл А. М. Горький.

Ленин был явно недоволен участием Горького в работе Комитета, и 8 августа 1921 года, в ответ на просьбу писателя о поддержке комитетских инициатив, писал, что-де «ничегошеньки» не может сделать для выполнения его просьбы, и, ссылаясь на болезнь Горького, настоятельно предлагал ему уехать из России: «В Европе в хорошем санатории будете и лечиться и втрое больше дела делать… А у нас ни лечения, ни дела – одна суетня. Зряшная суетня. Уезжайте, вылечитесь. Не упрямьтесь, прошу Вас»[225].

Вскоре А. И. Рыков сообщил Ленину, что, по рассказу одного его знакомого, избранный председателем Комитета видный экономист, «внефракционный» социал-демократ С. Н. Прокопович «держал противоправительственные речи» (что, кстати сказать, было характерно и для боровшихся с голодом интеллигентов 1890-х годов, только бранили они тогда не революционное, а царское правительство). Этого оказалось достаточным, чтобы Ленин 26 августа распорядился немедля распустить Комитет, арестовать Прокоповича и сослать в уездные города всех его сподвижников. В специальном письме «И. В. Сталину и всем членам Политбюро ЦК РКП(б)» Ленин объяснил свое решение тем, что Комитет готовится-де к захвату власти. ВЧК уже 27 августа исполнила ленинские указания относительно Комитета, а Горький 16 октября 1921 года отправился за рубеж – по сути дела, эмигрировал (он возвратится лишь в 1928 году).

Уже хотя бы из этого ясно, что революционная власть (в отличие от власти 1891 года) не считала своим неукоснительным долгом принятие всех возможных – в том числе и рискованных для самой себя – мер ради спасения голодающих; ее гораздо более заботило сохранение так называемых завоеваний Революции…

По всей вероятности, найдутся оппоненты, которые возразят мне, что к жертвам Революции следует причислять не вообще всех погибших тогда людей, а только тех, кто были в прямом смысле слова убиты в боях или при подавлении бунтов. Но это едва ли сколько-нибудь оправданное ограничение. В таком случае и количество жертв войны 1941–1945 годов следует самым кардинальным образом ограничить, ибо погибшие непосредственно в боях составляют приблизительно треть человеческих потерь этих лет, – о чем пойдет речь в дальнейшем, в главе, посвященной великой войне. Те, кто погибли в 1918–1922 годах от голода и разрухи и, шире, от самого «состояния мира» в эти тяжкие годы, с объективной точки зрения представляют собой жертвы Революции.

* * *

К сожалению, в литературе о Революции большое место занимают чисто «субъективистские» толкования. Со времени известного XX съезда партии все сводили к злодейской личной воле Сталина, а в последнее время достаточно широко распространилось аналогичное истолкование гибели людей в первые годы Революции, когда роль чудовищного злодея исполнял Ленин.

Характерный образец такого истолкования – книга Владимира Солоухина «При свете дня», изданная в 1992 году в Москве, но, как сообщается на последней ее странице, «при участии фирмы Belka Trading Corporation (США)». У нашего известнейшего писателя есть свои очень весомые заслуги, но все же не могу умолчать, что данная его книга отнюдь не несет в себе того «света», который обещает ее заглавие. «Методология», сконструированная в многочисленных сочинениях о Сталине, предстает здесь даже в утрированном виде. Так, «причина» коллективизации «освещена» здесь следующим образом: «Сталину, постоянно бегавшему и скрывавшемуся от полиции (до 1917 года. – В. К.), в каждом бородатом мужике чудился враг, смертельный враг, готовый всякую минуту мгновенно кинуться ему под ноги… свалить на землю, скрутить и сдать потом в полицию… И… дорвавшись до власти, Сталин именно на мужике начал вымещать, пусть с опозданием, всю свою злобу и обиды…»[226]. Вот, оказывается, где корни трагедии 1929–1933 годов! Но в таком случае будет логичным сделать вывод, что виноваты сами «бородатые мужики»: не сдавали бы в свое время смутьянов в полицию, и Сталин не устроил бы им коллективизацию…

Не менее «замечательно» предложенное в книге «При свете дня» объяснение гигантских жертв и бедствий первых послереволюционных лет: причина-де в том, что Россией правил «человек с больным, пораженным мозгом, а значит… и с больной психикой… с агрессивными наклонностями… По личным распоряжениям, по указаниям, приказам Ленина уничтожено несколько десятков миллионов россиян» (с. 187, 189, 190).

Началось это уничтожение, утверждает В. Солоухин, уже в первые минуты власти Ленина – в ночь с 25 на 26 октября (7–8 ноября) 1917 года, когда по приказу вождя в Зимнем дворце арестовали министров Временного правительства и, «не мешкая ни часу, ни дня, посадили их в баржу, а баржу потопили в Неве» (с. 161–162). Дело не только в том, что перед нами непонятно откуда взявшаяся выдумка; не менее прискорбно искажение картины реального бытия русских людей в революционную эпоху: потопили баржу – и дело с концом, между тем как и движение истории в целом, и судьбы отдельных людей являли собой исполненную прямо-таки невероятных поворотов и противоречий драму.

Ведь в действительности все пятнадцать арестованных в Зимнем дворце в 01:50–02:10 час. 26 октября (8 ноября) 1917 года министров Временного правительства (последнего его состава) были вскоре же освобождены, и большинство из них прожило долгую и по-своему содержательную жизнь. Так, министр исповеданий А. В. Карташев эмигрировал, был одним из наиболее выдающихся историков Православия и умер в