Порочные - Мира Вольная

— Нет, Марк, — прохрипела твердо, глядя на волка сощуренными глазами. Ноги держали плохо, тело потряхивало и вело.

— Эмили… — он выпрямился, смотрел хмуро и насторожено, но попыток приблизиться не делал. Такой сосредоточенный, жесткий, суровый и… растерянный, не понимающий. Совсем немного и все же…

Я улыбнулась в предвкушении, закусила губу, не сводя с оборотня взгляда. Мне надо было, я хотела, чтобы теперь сгорал и стонал он, чтобы почувствовал то же, что и я.

Я обошла кресло, взяла Марка за руку и потянула к дивану. Джефферсон все еще смотрел хмуро и настороженно, все еще был очень напряженным.

Я толкнула его в грудь, заставив сесть, опустилась сверху, оседлав, и сжала в руках края его футболки.

— Коснешься меня, — прошептала, сжав в зубах мочку уха, — и все закончится, Марк.

— Твою ж… — прорычал оборотень, вырвав из меня грудной, тихий и короткий смешок.

— Да, — улыбнулась, поднимая голову, — примерно так.

Джефферсон задышал чаще и более отрывисто, дрогнули крылья носа, сжались губы в тонкую линию, напряглось мощное тело. Он смотрел на меня темными глазами, настолько темными, что они казались почти черными, и в его взгляде я читала голод. Безумный. Острый. Скребущий нутро. Мне нравилось видеть его таким, нравилось понимать, что Маркус Джефферсон сейчас в моей власти. И я наслажусь этим сполна. С другой стороны, он всегда был в моей власти, если подумать, просто мне не хватало смелости и мозгов это понять.

Я потянула футболку оборотня вверх, отшвырнула ее на пол, с жадностью разглядывая обнажившуюся кожу.

М-м-м, Марк был очень горяч. Ничего лишнего, ничего, что было бы слишком, поджарый, сухой, широкоплечий и большой. Сейчас полностью мой.

Я положила ладони на его бедра, с удовольствием, медленно провела вверх, огладив, перебирая пальцами каждую мышцу, каждую впадинку и выпуклость. Идеальное тело, идеальный запах, идеальная реакция на мои движения и прикосновения. Он напрягся еще сильнее от этой простой ласки, закаменел, натянулся, с шумом, длинно втянул в себя воздух, и желваки заиграли на скулах. Очень сексуально.

Я снова провела руками вдоль его тела, потом еще раз, царапая, надавливая, наблюдая, как бледнеет, а потом снова возвращается к нормальному цвету кожа в тех местах, где я его касаюсь. Вена на его шее, сходящая с ума из-за учащенного биения сердца, притягивала взгляд, манила, искушала. И я прижалась к Джефферсону, запустила руки ему за спину, проводя вдоль позвоночника, и склонилась к ключицам.

Лизнула длинно, пробуя на вкус терпкую и пряную кожу, слегка прикусила и тут же снова зализала, бедра подо мной дернулись. Сильно, резко. Член уперся в задницу немного под другим углом, обостряя ощущения. И я поерзала на Марке, так и не сумев отказать себе в удовольствии.

Волк захрипел, глухо рыкнул, дернулся на его горле кадык. Судорожно, быстро.

А я снова сосредоточилась на шее оборотня, отстранившись немного, и провела по горлу Марка пальцами, вычерчивая, вырисовывая узоры, ощущая колючую щетину подушечками.

Его глаза прожигали насквозь, туманили сознание, забирали дыхание, я не могла отвести от них свой взгляд, не могла оторваться.

Но вот он моргнул, и мои руки переместились Марку на плечи, и я снова вернулась к его шее, провела вдоль вены, ощущая языком лихорадочный пульс, прикусила, оттягивая мочку уха.

Джефферсон не произнес ни слова, почти не издал ни звука, только снова толкнулся в меня бедрами, когда я спустилась поцелуями ниже, к его груди, поглаживая и царапая вдоль кромки джинсов.

Его соски были твердыми, кожа, покрывшаяся легкой испариной, солоноватой. Очень вкусной. И я спустилась еще ниже, почти сползая с его колен. Целовала, кусала, лизала, наслаждаясь хриплым дыханием мужчины под собой, заводясь от этого с не меньшей силой. Я не считала нужным сдерживаться или прятаться, не было стеснения или неуверенности, мне до безумия нравилось то, что я делаю. Нравилось доводить его. Как всегда в наших отношениях.

Я скользнула языком в пупок и удовлетворенно улыбнулась, услышав шипение, сорвавшееся с губ Маркуса.

Снова поднялась поцелуями вверх, снова на несколько мгновений остановилась на его сосках. Он очень жадно и горячо реагировал.

Умопомрачительно.

Но мне было мало. Все еще недостаточно.

Я хотела довести его, нуждалась в этом, желала.

Отстранилась, снова ерзая на его бедрах, начала расстегивать пуговицы на рубашке, медленно, наблюдая, как за каждым моим движением с еще большим голодом и жаждой следят глаза Марка. Его взгляд ощущался на пальцах электрическими разрядами, покалыванием иголок. Жадный, жадный взгляд.

Я спустила рубашку с плеч, потянула майку, чувствуя, как на собственной обнажающейся коже появляются мурашки, завела руки за спину, выгибаясь, и расстегнула бюстгальтер.

Джефферсон прикрыл глаза, пряча от меня их блеск, скрывая тень зверя, и все же не закрывая их до конца.

Его кадык еще раз дернулся, вызывая у меня еще одну улыбку, когда я наклонилась и потерлась о его тело грудью, чувствуя собственной кожей его — горячую, упругую, теперь по-настоящему скользкую от пота. Меня саму прострелило и выгнуло, почти сломило это ощущение. Невероятное, совершенно непередаваемое. И протяжный, хриплый, низкий стон Марка. Его руки напряглись до вздувшихся вен, он сжал челюсти и губы еще крепче, привлекая мое внимание к ним и к капельке пота, скользнувшей по виску.

О, да!

Я прижалась к Джефферсону всем телом, каждой клеточкой ощущая натянутые, дрожащие мышцы, обхватила лицо руками, заставляя его откинуть голову на спинку, подтянулась повыше и провела языком от скулы к виску, прослеживая путь той самой крохотной капли, а потом накрыла его губы своими, точно так же лаская, водя языком, как и он до этого.

Он ответил резко и напористо почти яростно, встречая удары моего языка. Наступая, завоевывая каждым движением, каждым ответным толчком. Марк трахал мой рот, словно показывая, что сделает со мной после, как безудержно и безгранично его темное, какое-то отчаянное желание, тяга к обладанию. Полному. Безоговорочному. И, черт возьми, я хотела, чтобы он сделал то, что обещал, от одной этой мысли дрожь предвкушения сотрясла тело, заставив застонать ему в рот, заставив лишь усилить собственный напор.

Я совсем перестала себя контролировать, настолько, что была готова укусить Джефферсона, впиться в податливую кожу клыками, ощутить на языке и в горле кровь, чтобы она обволокла меня, проникла в меня, заполнила собой. Я ерзала и извивалась на Марке, продолжая тереться обнаженной кожей о него, задевая сосками его грудь, совершая бедрами движения ему навстречу.

И сходя с ума все больше и больше.

Я прикусила его язык, втянула в рот и замерла, пережидая. Мне нужны были эти несколько секунд передышки, чтобы удержать собственного зверя на цепи, чтобы не сорваться. Как же тяжело, как же мучительно это было. Как больно сражаться с самой собой.