Борель. Золото - Петр Петров

— Чего скалишься?

— На тебя любуюсь… Орел, видать, был. — И эта молодая улыбка обезоружила старика.

— Был да сплыл, а то бы зажал таких, как муху.

Ларька выбросил землю и хитро подтолкнул Митрофана.

— Ты и по части баб, дед, бывал мастер?

Митрофан разогнул спину и открыл беззубый рот.

— Теперь на мой грех положен пост, — отшутился он.

Митрофан затрясся от смеха.

— Охальники вы, — он взял кайло и медленно начал одалбливать кромку шурфа.

— Здорово садишь, дед, — не унимались ребята.

— Нет, знать-то, отсадил, сынки. Откайлил… Вот так, как вы, нам с хозяевами не доводилось ездить на машинах, — старик нагреб из Гурьянова кисета махорки и вздохнул. — Ничего вы, вижу, не тямлите о прежней житухе приискателя. А прямо скажу: жили мы не люди и умрем не покойники. Хотел в жизни гору своротить, а всего раздавил гниду. Теперь вот гляжу на вас и умом не пойму перемену. Толковее вы нас, — Митрофан выколотил трубку и полез в кабину.

— Курья не высохла? — спросил он Гурьяна.

— Нет, глубже стала.

— Катай туда.

Директор завел мотор. Автомашина запрыгала по мелким кочкам, рассеивая перегар. Ручей потерялся в кустарниках. До протоки два раза буксовала машина, и, когда Гурьян вывел ее на берег, поросший мелким ельником, старик махнул рукой.

— Вот отсюда до самых гор, Спирька говорил, лежит богатство, а тем наипаче — на дне курьи. Но вот глубока она, дешево создание, — Митрофан вышел и зашагал рядом с Гурьяном. По берегу расцветали первые подснежники и щетинилась зелень, пахнущая медуницей.

— Новую новинку на старую брюшинку, — сказал старик, жуя перистый пучок черемши.

— Так ты думаешь, по всей протоке есть золото? — повеселел Гурьян.

— А вот испробуем. Спирька говорил с ручательством. Взять только трудно металл. Черняев со Спирькой тут все облазили.

— Возьмем драгой.

Старик увидел дерзновенный взгляд директора, направленный на протоку, рассекающую долину на десятки километров. О драге он знал понаслышке и выразил сомнение, покачав головой.

— Ну, вот, сынок, и я у тебя, — монотонно начал он, усаживаясь на кочку. — Моему фарту судьба не вышла, стал быть. Да и не надо теперь его. Все переменилось к хорошему, видать, мне, варнаку, умирать легче.

Митрофан закашлялся и свалился бы, но Гурьян подхватил его и усадил в машину. На обратном пути старик крутил головой и бормотал что-то невнятное, не замечая встревоженных взглядов директора.

…Он пришел в сознание в больнице. Рядом сидели в белых халатах Гурьян и Вандаловская. Был уже поздний вечер.

— Старческий паралич, — объяснил доктор, рыжеволосый и длинный старик.

— Значит, есть надежда, что поживет еще? — спросила Вандаловская.

— Трудно сказать, как пойдет процесс…

В это время Митрофан открыл глаза и сделал движение, чтобы повернуться.

— Ну, как золото? — тихо спросил он.

— В первом шурфе не нашли, — заторопился Гурьян. — Оживай…

— Дай вина, — застонал Митрофан.

Доктор поднес к его губам мензурку с лекарством, но микстура вылилась обратно. Доктор взял руку старика и тревожно кивнул директору. Митрофан замычал и потянулся.

— Кончается, — шепнула Вандаловская.

— Оживет, — тихо ответил доктор.

Митрофан задышал спокойнее.

Доктор раздвинул белые занавески. В палату медленно проникал рассвет голубого июньского утра.

А на другой день Митрофан поднялся и ушел в тайгу с вольною артелью копачей.

Насыщенная запахом перегорелой нефти, над улицами висла копоть. Наступала ночь, движение замирало. Через голову Степанова Гурьян смотрел в окно на шелестящие в саду тополя.

От лунного света деревья казались желто-прозрачными, а ерш на голове управляющего трестом блестел отчищенным серебром. Степанов дочитал длинное письмо Стукова и устало поднял глаза на Гурьяна.

— Так в чем же дело? Программа ваша утверждена, кредиты отпускаем. Против назначения Вандаловской главным инженером и твоим первым помощником — возражений нет.

— Да, но это не все! — Гурьян повернулся вместе со стулом и подался грудью. — Я хочу выяснить, почему задерживаются материалы и продукты по нашим заявкам, когда мы открыли новый источник богатого золота? — Гурьян достал из портфеля длинный список, на который Степанов наложил руку и улыбнулся, показывая вставные зубы.

— Расскажи лучше так.

— Ну, хоть бы буровые станки. Полгода ждем «Крелиусы», а нам сунули барахло и то без истирающих материалов.

— Станки неплохие.

— И завидного мало. Ты понимаешь, мы сейчас добрались до богатства, а определить площадь этого залегания как следует нечем… И драга нам нужна.

— Значит, нужно выяснить, почему задерживаются ваши заказы?

Гурьян начинал горячиться: по щекам забегали желваки, натягивая смуглую кожу.

— А я о чем же говорю? Бегунка нас не обслуживает. На новую обогатительную фабрику два года вороны пакостят, а в тресте ничего не знают. Почему эта фабрика до сих пор не построена? Почему для нее нет агрегатов? Почему, наконец, топит наши шахты?

Лицо Степанова сразу порыхлело.

— Может быть, комиссию к вам послать?

Гурьян отмахнулся.

— Довольно акты лепить! Лучше разреши мне оставить здесь своего представителя для наблюдения за выполнением наших заказов.

— Так, значит, ты серьезно думаешь, что инженер Гирлан?..

— Определенно… Думаю, что тут целая компания работает на лордов. Ну, посмотри, не эти ли гирланы загубили, заплевали концессией Лену, разрушали несколько лет Улентуй, мешали нам.

Степанов задержал руку Гурьяна.

— Обожди, Нарыков. Я не спорю. Но ведь все надо оформить и доказать фактами. Инженер Гирлан, конечно, крупная рыба, это тебе известно.

— Мелкая вошь, — оборвал Гурьян. — Ковырни его поглубже и легко достанешь до дна.

Голубел рассвет, когда вышли они из конторы.

В лаборатории было светло. На столах стояли различных размеров стаканы, воронки, пробирки и много других химических приборов. Перебоев, в пенсне и сером халате, громко стучал сапогами о гладкий пол. Химик был похож на серую тень. Он взял один из стаканов и поставил его на край стола.

Затем долго рассматривал, повертывая в пухлой руке реактивные склянки, составленные на полке. Открыв одну из них, химик наклонил ее над фарфоровой чашкой. По прозрачному дну посудины покатились блестящие шарики, соединяясь в крупные сферические капли. Ртуть была здоровая. Это химик знал хорошо. Он встряхнул банку с желтоватой до пыли измолотой рудой и криво усмехнулся: это была руда из новых забоев, принесенная на анализ.