Серп демонов и молот ведьм - Владимир Шибаев

– Годин где, аспирант? – грубо прервал замдиректора журналист.

– Полностью, как и было сказано, освобожден. Отпущен на все пять сторон, – и Скатецкий глянул на потолок физической обители.

– На шесть, – поправил коллега Ойничевич, глядя в пол, в адские нижние веси.

– Ас аспирантурой и армией что?

– Могу вам и отчитаться, хотя не обязан, – язвительно заметил ученый человек. – С завтрашнего дня переводится в постоянно действующую адъюнктуру Института Святой Земли. Там аспирантский срок кто уж получил – до второго пришествия будет от науки икать. И зачисляется в резерв святого воинства навеки сыном комендантского привратного полка. Давай бумагу, – протянул Скатецкий мягкую потную ладошку.

– Проверю ваши обещалки, тогда и получите, – дернулся газетчик.

– Это похвально, – хохотнул брат-ученый. – Идите вон на задний двор к подвалам бомбохранилища. – Проверяй, да доверяй, – обозначил он.

– Мы этого гражданина еще проверим вдоль и поперек, – крикнул Моргатый, шатаясь от ненависти на стремянке. – Поперек и вдоль.

– И еще других поперек их ползучей иудиной породы, – напрягся Дудушко. – Попроверим на наших физических детекторах. Что они про своего Мойшу с Египта нашему Саваофу доложат и почему в наши списки затесались.

– Попрошу без инсинуаций! – обливаясь бешеной слюной, крикнул Ойничевич и неловко спланировал с лесенки. – У тебя самого бабка турческая гречка.

Чтобы загасить бикфордовы шнуры словопрений, журналист осведомился у исследователя физики нутряного:

– Ну как ваши взвешивания легких душ, у людей и нелюдей?

– Осуществляем, – пробурчал, выглядывая исподлобья на чтимого начальством газетчика и мечтающий о широком резонансе, но придушиваемый злобой Дудушко. – Завесили предварительно у Алика в подвале на амбарных весах триста кило рыбно-тресковых душ. Так этот, наверное, всю малину обо… брал, сообщил куда-то, и научный полигон тю-тю. На аптекарских сколько теперь мерить надо! Но и там эффект обнаружаем. У портретов вон, что завешиваем в стену, фотки – в один размер, рамки – одна в одну. Физики – грамм в грамм. А у святых людей все на триста, кто и на полкило, грамм тяжельше тянет. А за счет того – в счет душеньки. Скоро и мироточить будем, да. А вы думали, стригуны, только вам тут фокусы морочить? – не сдержался исследователь, и газетчик посреди рассказа развернулся и направился в бомбоубежище.

– Можно я с вами отсюда? – догнал литератор обозревателя. – А то неможется что-то в замкнутом.

На заднем дворе у входа в огромный подвал медленно, как рыбная солянка, кипела деятельность. Стройбатовцы выносили из недр бомбоубежища мешки и кипы разнородной полумороженной рыбы и грузили в два Камаза, передавая из своих стертых лопатами и штангами рук в обгорелые, задубевшие ладони ладных пожарных. Руководили бригадами конфискаторов бравый военком и главный районный пожарный, покрикивая, сквернословя по-рыбному «пелядь… на вагу… обсетр… и горбуша сраный…» и прикрывая особо зубастым особям разинутые пасти. Возле начальников метался человек Алик и бесполезно орал:

– Этот зачем трогаишь, разви кислый?

– Порченый, тухлый, – сообщал военком, с омерзением нюхая лосося. – В школы для дебилов направим.

– А эта ящик куда? – стонал Алик. – Этат самий свежий, толька с ваений самалет икра.

– Незаконно вспучилась. И документ не по нашему, на арабских буквах, – сообщал военком, с интересом разглядывая ящик. – Признак трупности, икринка не в сорт, неровной оболочности. Освобождается от провинности по показаниям допризывных врачей – направим в сборный пункт военно-штабной икры… игры на местности округа.

– Зачем тащишь, салдатски гад! – вопил Алик. – Ти салага, может, мой сродственник с один болшой симья, один род. Что тибе этот болшой рыб, чем ни рад.

– Гляди, – проинформировал военком, защелкивая огромную пасть. – Гляди, какая жуткая у твоего морского сродственника рожа. Такую увидишь ночью заместо жены, и пистон-понтон. Простыни месяц стирай. Понял? Отправим в трапезную монашеского братства, на ушицу под кагорчик. Сам отвезу, сгрузи тут, салага, сбоку.

Обозреватель смело подошел к руководству путины.

– По указанию начальства проверяю освобождение аспиранта Година Михаила. Где он?

Начальство спецслужб оглядело прибывших.

– Все безвинно призванные попались под полный дембель, – пробормотал военком. – Мы уж и комиссовали твою Мишу, как выбывшего в неизвестную братскую… армию.

– Среди погорельцев не значится, – подтвердил пожарный. – Хотя в сводках без водки не разберешь теперь.

– Ушел твоя Миша, – в бешенстве запрыгал Алик, изображая угря. – Ушел, как камбал на дна жизни. Не дал в нарду играть. Под пальца у Алик ушел, чилавек-анфибий.

Обозреватель и литератор отошли подальше от гнилой рыбы, выбрались к двум чахлым кустикам напротив служебного институтского заднего входа и уселись, удрученные, на полу-расколотые фанерные ящики с маркировкой «Свечи. Служба и эксперимент» и «Джайпан илектрек Компаней. Супермикраскоп – сканиравание душ», а поскольку не курили, то задумались каждый о своем.

С утра Сидоров обретался в газете, мечась между кабинетами. Сначала зазвал его в свою резиденцию зам по кадрам. Сидоров ожидал увидеть приказ об увольнении и внутренне сжался, решив, что все равно не выдюжит под поршнями обстоятельств. Если и уволят из этого обезумевшего желтого листка в восемь полос, идти совершенно некуда. Научные обозреватели нужны теперь только туго набитым политтехнологам, искать случайные ошибки облэлит в речах с предлогами нано– и микро-макро, да перегрызшимся олигархам технологических монстров в пресс-офисы. А там и своих родственников-болтунов пруд пруди. Дочка… пенсия военмора… самосожжение у ворот агентства печати… – мелькали обрывки горячечных мыслей. – Продать бумагу математика. Или заложить в крупный зарубежный банк, под проценты. За фунты… или, в крайности, за египетские драхмы.

Но кадровик встретил Алексея Павловича улыбкой и даже усадил, чего, по слухам, почти никогда не бывало.

– Вас на работе отсутствовало три дня, – покашливая, сообщил посеревшему сотруднику. – Но мы-то знаем, не нравится вам наша газета, кадровому сотруднику с космическим стажем, хоть ты утрись. Почему? Потому что хотите трудиться еще афективнее!

– В последнее время… дни, – заблеял обозреватель. – Было два-три неожиданно сильных… у нас материала. И крупно, в полподвала. Про затягивающее болото всяких мистических сект и друидских сообществ, камлающих психотерапевтов и сатанистских охвостий. И еще материал о матерях-одиночках, продающих детей за наличные ласковым иностранцам. Мне это пришлось по… вкусу, хоть и лихие, – не вполне соврал обозреватель. – Почему же не нравится?!

– Ладно, дело житейское, – отечески пожурил кадровик. – Были на выезде, на задании по сельскому церквостроению. Вот и баста. Только предупреждайте… руководство о планах. Вон Моргатый вовремя не сообщил по острому событию, а теперь молит алибю. Тут вам премия, – заговорщически подмигнул кадровик и кинул на стол конвертик. – Расписываться не надо, безналогово. Всем ведущим со стажем начислено. Обувку там растрепавшуюся купить, носки свежие, полотенца. А то и видок иногда на службе, газету не узнать.