Нашествие. Москва-2016 - Лев Жаков

У стены спортзала стоял большой учительский стол, рядом с сигаретой в зубах сидел Яков. Перед ним лежала кожаная трубка, из которой торчала широкая полоса с текстом на варханском языке. Чтобы кожа не сворачивалась, Яков придавил ее гантелей.

На лавке под стеной сидел, осторожно трогая длинный шрам на лице, Игорь сотник, а перед столом, будто провинившийся ученик, — пленный чужак.

Его звали Гярд. Это было первое, что выяснил полковник в отставке. Он был пеоном — это Яков выяснил вторым. Кто такие пеоны, пока что оставалось неясно, но точно не военные. Скорее уж научники, такой вывод сделал Костя. Ему Гярд не нравился, невзирая на явную доброжелательность и готовность к сотрудничеству, которую тот проявлял. По словам Игоря, пленник нацепил на Хорька противогаз во время боя на Делегатской… и все равно Лабус чужака конкретно невзлюбил.

Сунув окурок в пепельницу, Яков вскочил навстречу спецам.

— Нашли?!

Он увидел ответ на их лицах и, расстроено махнув рукой, плюхнулся обратно на стул.

— Эх, пропал Кирилл. А ведь умный парень был, нестандартный, интересный — и пропал! По моей вине!

— Да глупости, Якуша! — Леша зашагал к ним от двери. — Ты тут при чем? Молодежь, докладывайте: что видели?

Пленник сидел на прежнем месте, внимательно слушая разговор. Руки он держал на коленях — теперь при допросах Гярда не сковывали. Да и допросами это, по мнению Кости, трудно было назвать, скорее неторопливыми разговорами двух иностранцев, пытающихся понять друг друга.

— Портал рассосался, — объявил Курортник. — Тот, что над Красной площадью, большой. При этом мы наблюдали довольно странный ритуал.

— Что ж в нем странного? — Лабус все еще неприязненно разглядывал пленника. — Улеглись мужики мордами книзу и давай молиться.

Он присел на лавку рядом с Игорем, положив СВД на пол возле ног.

— Нет, Костя, ты недопонял. — Алексей, опершись о стол кулаками, помолчал, подбирая слова. — В общем, это был такой практичный ритуал. При схлопывании портала локально меняется давление, он с силой засасывает в себя воздух. Недолго, но в этот момент тебя может подхватить ветром. Что делают варханы? Ложатся на землю. И при этом они еще и молятся. То есть у них, как бы сказать…

— Религиозное отправление сопряжено с чисто практической мерой безопасности, — подсказал Яков.

— Религиозное отправление, — повторил Курортник. — Ну да, наверное, так можно сказать. Даже не сопряжено, а является одновременно и тем, и тем.

— Это интересно, да! — Яков энергично закивал и пыхнул табачным дымом в сторону чужака. — И еще вот что важно: порталы исчезают. Теперь их почти не осталось. И как же неприятель собирается перебрасывать в город новые соединение?

— Возможно, все уже переброшены, — предположил Сотник. — Или где-то порталы еще остались. Мы пока не знаем главного: варханы способны как-то управлять ими или те возникают и пропадают сами собой?

— То, что спонтанные порталы есть, как раз известно, — возразил Яков. — Мы, допустим, с Кириллом видели один, который прямо на уровне асфальта возник. Зачем противнику такой? Другой вопрос, что часть порталов могут быть неподконтрольными, а часть как-то управляются.

Костя оглядел стол. Там, помимо кожаного футляра, лежали карточки со всякими словами и рисунками: домик, человечек, автомат, солнце… Ну прямо как урок школьный, только училки с указкой не хватает. Лабус даже поежился слегка: он в детстве ненавидел школу. Предпочитал вместо уроков ходить с мальчишками на заброшенную военную базу в лесу неподалеку от родного городка возле Клязьмы, выискивать гильзы на стрельбище, разглядывать выцветшие фотографии на стенах в учебных помещениях: плацы, ряды солдат, Красная площадь с Мавзолеем, с которого машут руками солидные мужи из Политбюро ЦК КПСС, а мимо катят танки… Наверное, в то время маленький Костик Гордеев и захотел стать военным. И стал им, поскольку, как и Леха Захаров, привык добиваться своего.

— А у вас что, товарищ полковник? — спросил он, обращаясь к Якову по званию, хотя тот давным-давно ушел в отставку.

— Ну что же, есть кое-что! — Чувствовалось, что тема эта бывшему полковнику близка и интересна. — Двигаемся мы, продвигаемся. Хотя и медленно. Я, товарищи прапорщики… и товарищ капитан, понимаете ли, не просто лингвист, я интересовался сравнительным языкознанием в свое время, хотел даже преподавать, да не разрешили тогда…

— А чего ж, — перебил Костя, которого уже давно снедало любопытство, — то есть, извините, товарищ полковник, давно спросить хочу: почему агрономом стали?

Яков ладонью провел по столу, перемешивая карточки.

— Так уж вышло, Константин. После развала СССР всякое с людьми случалось, а у меня разочарование было громадное в жизни. И в системе нашей, и во всем человечестве… Понимаете, мы ведь с Лешей раньше были уверены, что занимаемся чем-то действительно важным, делаем нужное дело. Мы коммунистами настоящими были. Но постепенно все критичнее смотрели на происходящее вокруг, ну а когда Союз рухнул… Я тогда окончательно понял, что на самом деле всю жизнь не был причастен ни к чему важному, что все это только игры политиков, в которых мы простые пешки. Ну, пусть мы с Лешей не очень простые, но все равно. Мне тогда хотелось забиться в глухую щель, заняться чем-то и правда простым, простым и понятным. Приносить людям вполне конкретную, зримую пользу, чтобы далеко от политики, от всего, с чем я раньше был связан. Вот я и получил второе образование… Ну ладно, я долго про это говорить могу, в общем, не сбивайте вы больше меня.

— Рассказывайте, — вставил Леша. — А ты, Костя, помолчи пока.

— Я молчу, молчу, — согласился Лабус.

— Так вот, — продолжал Яков, — в языках индоевропейской группы, к которой относится и русский, есть различные ветви. Но в этих ветвях, в разных группах внутри языковой семьи сохраняется общее ядро, идущее от праиндоевропейского языка. Термины родства… Костя, по лицу твоему вижу, что как-то не очень ты понимаешь, а?

— Нет, праиндо это — все понятно! — бодро кивнул Лабус. — А что такое термины родства?

— Ну вот, брат — бразер, фрит, фра, бродар, фратр… во многих языках звучание слова схожее. Знание языковых законов, формул изменения слов помогает мне понять Гярда.

— И что вы поняли, товарищ полковник?

Яков жизнерадостно развел руками.

— Да практически ничего! Но вопрос в другом. У русского и варханского общие корни. Очень, очень древние корни. Вот чего я не могу понять! Как, почему они схожи? Выходит, мы уже пересекались?

— И варханы обучили древних индийцев своему языку? — добавил Курортник.

Лабус с легким удивлением покосился на напарника — надо же, знает, что именно древние индийцы на этом праязыке шпрехали? Хотя ведь если он «индо», так можно догадаться.

— Нет, это вряд ли, — покачал головой Яков. — Русский язык — отдаленный потомок индоарийской ветви праязыка. С арийцами, которые на нем говорили, кстати, далеко не все понятно. Эзотерика, в которую я отродясь не верил, утверждает, что они последние представители какой-то исчезнувшей цивилизаций, прилетевшие на Землю из созвездия Большой Медведицы, что они основали технократическое государство Гиперборея, которое позже разрушилось. В общем, много чего утверждает эзотерика, наверное, в библиотеке этой школы можно что-то найти по этим вопросам, так что если кому интересно — туда идите. А я другое хочу сказать: праязык сам по себе тоже был ветвью какого-то еще более древнего языка. И потому не в том дело, что наши языки от варханского произошли или наоборот, а в том, что корни одинаковые. То есть когда-то — четыре, пять тысяч лет назад был уже некий… контакт. Серьезный контакт, плотный, а иначе корни у наших языков не были бы так схожи. И в то же время — письменность у варханов развивалась совсем иначе, она ближе к египетской, что ли.