Туман войны - Алексей Колентьев

Нас Хесус принял без особого восторга, только кивнув с крыльца, и препоручил заботам интенданта. Но если раньше всей канителью, связанной с бытом, занимался Батя, то теперь заботы об отряде перешли мне. Причем получилось это как-то само собой, никто особо не спрашивал и назначения как такового не озвучил. Пришлось сначала утрясать вопросы по размещению бойцов и уточнять у хромого мексиканца Сальватореса, исполнявшего в отряде должность главного квартирмейстера, не занял ли кто мою койку. Затем, превозмогая усталость и жуткое желание помыться, я сел строчить рапорт, который зашифровал личным кодом и отнес в радиоузел. Резидентура всегда требовала подробного отчета, который теперь пришлось составлять мне. И лишь после двухчасовой схватки с местной и нашей бюрократией удалось добраться до хижины, где размещалась медсанчасть. Но вышедшая на крыльцо Анита, сдержанно поздоровавшись, внутрь не пустила. Как сейчас помню ее осунувшееся лицо, заострившийся нос, впалые щеки без следов былого румянца, синие круги под покрасневшими от недосыпа глазами. Тогда я направился в отведенное лично для меня жилище — небольшую мазанку, знак особого расположения Рауля.

Прежде я жил в общей казарме, отдельная «жилплощадь» была только у Серебрянникова, да и то он делил ее со связистом, хотя наш «китаец», как человек совершенно одержимый своими антеннами и компьютерами, на поверхность почти не вылезал. В другое время, получив отдельный угол, я бы обрадовался, но не прекращающее давить чувство дискомфорта и нависшей неясной угрозы мешало насладиться обретенным уютом. Поэтому вещи я решил снова перенести в общую хижину, где, случись что, все было под рукой: и оружие, и Лис, Дуга и Славка. Радист по прибытии в лагерь встретил нас радушно: полез обниматься, дыша перегаром, что-то сбивчиво пытался рассказывать. Пришлось вместо отдыха заняться профилактикой пьянства и приводить расхристанного парня в чувство, конфисковав у него все запасы местной водки, которую тут зовут «агуардиенте». С сожалением пришлось признать, что этот человек уже не боец: что-то в нем надломилось, во взгляде появились безразличие и тоска. Я решил эвакуировать парня вместе с раненым Серебрянниковым, как только прилетит вызванная мной по прибытии в лагерь вертушка.

Транспорт обещали прислать к шести утра, что было несколько подозрительно. Обычно в просьбе прислать вертолет под тем или иным предлогом отказывали. Даже если воздушный транспорт и прибывал, это никогда не случалось в оговоренные сроки. Расклад, как правило, был иным: раненые и прибывающе-убывающий по ротации личный состав группы военспецов уходили с партизанскими караванами до ближайшего поселка. Там, на транспорте резидентуры, обычно легендированной под сотрудников «Красного креста» или христианских миссионеров, «транзитников» снабжали временными документами и отправляли, в зависимости от надежности налаженного на тот момент транспортного коридора, в небольшой речной городок Сукуаро, а оттуда по воде — до Пуэрто-Инерида на венесуэльской границе. Эвакуировать людей по воздуху — случай на моей памяти небывалый, добавляющий лишний камешек на весы сомнений.

Размеренное течение мыслей прервал звук шагов, приближавшихся к дверям хижины. Привычным движением проверяю, как выходит пистолет из ниши под топчаном, и прислушиваюсь. Идет невысокий, небольшого веса человек, привыкший к лесу. Шаг короткий, легкий. Я вынул руку из-под кровати — это пришла Анита, в лагере только одна женщина, и я примерно догадываюсь, чего она хочет. Раз идет дама, нужно хотя бы сесть. Спустив ноги на пол, сразу попадаю в короткие голенища «берцев» и в четыре движения шнуруюсь. Боты приятно поразили сухостью, от которой я отвык за последние дней десять. Все-таки комфорт, даже минимальный, иногда может улучшить паршивое настроение, это проверенный временем факт. Скрипнула сплетенная из бамбуковых стволов дверь, и внутрь скользнула тонкая фигура в камуфляже. На секунду я подумал, что ошибся, и уже готовился упасть на пол, чтобы выхватить из-под кровати «макарку», но терпкий запах сандалового дерева упредил маневр. В узком луче яркого лунного света, пробивавшегося сквозь занавешенное противомоскитной сеткой окно, я увидел лицо гостьи. Похоже, что девчонка так и не поняла моего тогдашнего намека, придется на сей раз быть более конкретным. Но дальше все пошло не так, как я себе придумал: поняв, что я давно не сплю, девушка моментально оказалась рядом, быстро-быстро раздеваясь и попутно произнося, видимо, давно заготовленную речь.

— Мигель, ты вернулся… — Мягкие губы девушки быстро нашли мои, растрескавшиеся и сухие, закрыв мне рот поцелуем. — Брухо говорил, что ты обманешь смерть, но я не верила. Надеялась, но не верила. Рауль на третьи сутки объявил вас всех мертвыми, даже устроил что-то вроде похорон, но я знала, что ты жив. Воины вроде тебя так легко не уходят, они долго торгуются со смертью. Твое лицо дважды показалось мне в пламени, старое гадание не подвело. Я связалась с дядей Эрнесто, он говорил с… генералом Вера. Я просила помочь, чтобы он отправил людей на ваши поиски, но ничего не получилось. Гринго, даже такой хороший солдат, как ты, не стоит таких усилий, проще нанять нового, так мне сказали. Потом я молилась, просила Пресвятую Деву защитить тебя, привести обратно ко мне!..

Преодолев яростное сопротивление девушки, отстраняю ее, пытаясь вновь восстановить дыхалку. В ушах шумит, как после контузии, кровь стучит в висках, и горячая волна пробегает по всему телу. Смесь запаха горьких духов и сладковатого женского пота окутала меня, словно облаком. Что ни говори, а столько времени без женского внимания дали себя знать.

— Анита, — слова давались с невероятным трудом, и, черт побери, я толком не знал, как мне удержать пылкую медичку на расстоянии, — мы же договорились не возвращаться к этому разговору, я…

— Мне все равно, — голос девушки стал низким, его и без того будоражащий грудной тембр просто смешал мои мысли в кучу и вышиб их вон из головы. — Я не собираюсь красть тебя у жены, просто подари мне немного своего тепла, это все, о чем я прошу, Мигель. Молчи! Пожалуйста, молчи. Я не отступлю, как в прошлый раз… Сейчас ты только мой!.. Может, эта ночь последняя для нас обоих, слишком силен Ветер Судьбы на этот раз.

Дальнейшее было похоже на жесточайший спарринг в полный контакт. Одежда, как осенняя листва, слетела с нас, разрываемая нетерпеливыми руками. Смуглое тело девушки, похожее в лунном свете на ожившую статую, отлитую из бронзы, вдруг оказалось перед моими глазами. Волосы разметались по ее лицу, черные бархатные глаза блестели. Лунные блики скользили по ее гладкой коже. Видимо, уловив в моем взгляде нечто, Анита улыбнулась и вновь стремительно прильнула ко мне всем телом. В момент, когда наши тела соприкоснулись, меня словно ударило током, а ожог от прикосновения к обнаженному девичьего телу был сродни касанию раскаленного железного прута. Сопротивляться больше не было сил, я словно выпал из действительности, потеряв счет времени…

Момент, когда я отключился и заснул, вспомнить не удавалось. Вообще, все произошедшее сильно походило на грезы, какие случаются в бессонные ночи. В детстве сон не приходил порой до самых предрассветных сумерек, а легкая, тревожная дрема — словно отражения на водной глади — была ясной и зыбкой одновременно. Просыпаясь, трудно было сказать, что было явью, а что только привиделось. Открыв глаза, я бросил взгляд на часы, которые лежали на табурете поверх сложенной одежды. Светящиеся стрелки показывали без четверти двенадцать, а это означало, что с момента прихода ночной гостьи прошла уйма времени. Нет, я не питал иллюзий по поводу случившегося: то, что произошло, не вызывало чувства стыда, хотя неприятный осадок в душе все же остался.