Кладезь бездны - Ксения Медведевич

Его подхватили под локти и поволокли наружу, спасенный жалко висел в руках сумеречников, черные грязные ступни оставляли на земляном полу две извивающиеся борозды.

Из черной дыры уже тащили следующего.

Увидев болтающиеся груди с огромными коричневыми сосками, каид охнул и закрылся свободной рукой. В другой он все еще сжимал ворот халата хлюпающего носом Халида. Женщина совершенно не стеснялась стоявших вокруг, только скулила, залепив ладонями слепнущие от света глаза.

Марваз развернулся было обратно в коридор, но оттуда на него выдвинулся здоровенный степняк – на голову выше, с длинным чубом на бритой блестящей голове:

– Не, не, не туда, иди туда, туда! – замахал лапищей.

В ухе джунгара болталась круглая золотая серьга.

– Мне наружу надо! – сердито сказал каид.

Джунгар продолжал таранить его, выпихивая к выходу из зала.

В коридоре за его спиной зазвучали крики и плач, заметались тени. Гикали, свистели степняки, выли женщины, ревели дети. Похоже, зал, из которого они пришли, заполнялся народом.

Непонимающе пятясь, Марваз оглянулся – джунгар приветственно махал кому-то за его спиной.

Не приветственно. Из дыры в полу уже никого не тащили, сумеречники быстро шли от нее прочь, а в воротах четко отрисовался силуэт всадника. В двери заталкивали людей, по двое, по трое – обычных людей, они крутились, возмущенно кричали, подхватывали на руки детишек.

– Давай выходи, а то с ними закроем! – смеялся степняк с золотой серьгой в ухе.

И заорал:

– Эй, стойте, дайте нам выйти, эй!

И затолкался сквозь непонимающе гомонящую толпу.

Вывалившись наружу – Халид как-то странно притих и не сопротивлялся – каид быстро прижался к стене башни.

Щелкая плетками и перекликиваясь, джунгары загоняли внутрь жителей Фида’а. Похоже, с той стороны аталайи происходило то же самое.

За истоптанным пятачком перед башней ничего уже не было – только поля. Степняки гнали местных из ближайших домов, волокли сопротивляющихся.

В залитых водой квадратах рисовых полей нестерпимо блестело солнце.

Приглядевшись, Марваз понял, что видит странное сооружение из жердей: частокол из высоких шестов, а в середине две палки, на них – перекладиной – третья. В солнечных бликах на воде терялось то, что висело под перекладиной.

Халид вкрикнул, как от острой боли.

Каид понял, что там висит. Плетенки. «Глаза аль-Лат».

У шестов ходили высокие темные фигуры.

Ноги сами понесли Марваза туда. Васитец закричал снова, но каид не выпустил его ворот.

Сначала он увидел кучку сидевших на земле людей. Тех самых, голых и страшных. Их оказалось много, больше десятка. С краю сидела женщина и прижимала к себе такого же голого ребенка. Марваз сморгнул и увидел, что они связаны одной веревкой – мать и ребенок, а между шеями тонкая сворка.

Каид сделал шаг, его опередил сумеречник – рыжий-рыжий, без шлема. Лаонец наклонился к женщине, она вдруг встрепенулась и истошно завизжала. Ребенок тоже зашелся в плаче. Марваз понял – кинжал. У самийа в руке кинжал – он же хотел веревку перерезать. Сумеречник покачал головой, цапнул за веревку, оттягивая шею женщине, и разрезал петлю. Потом так же, спокойно, не обращая внимания на вопли, разрезал веревку на шее ребенка.

Песок под ногами Марваза вдруг кончился – пошла земля. Черная, жирная. Свежая, только что накопанная. Она лежала перед ним широкой истоптанной полосой, узкие следы сумеречников, здоровенные отпечатки джунгарских сапожищ четко читались в перемешанном с соломой черноземе.

Шагнув дальше, каид увидел. Сначала не понял, что увидел. Потом понял. Отпустил ворот Халида, завытирал ладонь о рубашку.

Полоса разрытой земли обрывалась рвом. Широким, в несколько десятков локтей. За рвом зеленела травка – видно, копали только с этой стороны.

Верхний слой земли сняли не весь – и не на всю длину протяженной широкой ямы.

Яма, как ни странно, не сильно смердила. Зато над ней висели целые тучи мух – роями, над участками, где сняли землю.

Мухи зудели.

Из черной земли высовывались руки – с раскрытыми, что-то просящими ладонями. Торчали желтоватые ступни. Бесстыдно круглились ягодицы, мелкие комья покрывали складки животов и груди женщин с синюшными сосками. У тех, кто лежал лицом вверх, голова откидывалась под неестественным углом – горло. Некоторым его развалили до шейных позвонков, в черных зияющих дырах блестело и гудело. Мухи.

Вот почему не пошел сильный запах. Свежие. Совсем свежие трупы.

– Сегодня утром принесли жертвы, – напряженно, ненавидяще прозвенел сумеречный голос. – Фида’а сначала джунгарский разъезд осматривал – ничего не заметил. Успели землей присыпать.

Рыжий лаонец стоял и смотрел в ров с неподвижным лицом. Только голос срывался:

– Мы случайно пришли. После полудня. Мы пришли, а души еще кричали.

Когда Марваз понял, что хочет сказать самийа, у него пересохло в горле.

Он обернулся к башне. Ворота стояли закрытыми на здоровенный брус. Джунгары деловито стаскивали к ним тахты, бочки, тачки и прочее дерево из окрестных домов. Внутри слышались крики и постанывания сотен людей.

– Солому, солому несите! – Знакомый степняк с серьгой уже взгромоздился на лошадь и начальственно махал рукой.

Марваз хотел сглотнуть, но в горле давно все высохло. К воротам потянулись с ворохами рисовой соломы.

Лаонец смотрел на приготовления с таким же неподвижным лицом.

– Там же… – начал было каид.

И снова увидел голую женщину с ребенком. У обоих от веревок под горлом остались темные, приметные ссадины. Такие остаются, когда тащат волоком, а жертва бьется.

– Еще соломы!..

– Марваз, Марваз! – тихо позвали с земли.

Каид охнул и чуть не стукнул себя по лбу – он совсем позабыл про Халида.

Васитец, кстати, гляделся неважно: белый, как ихрам, весь лоб в бисеринах пота. И за живот держится, губы кусает и морщится.

– Чего это с тобой, брат? – испугался Марваз.

– Да уже легче, – покивал тот бесцветным лицом. – Живот прихватило, думал, помру, орал тебе, ты меня волок, не слышал…

– А сейчас? – еще больше испугался ятрибец.

– А сейчас вроде отпустило… – вздохнул Халид.

И вдруг разрыдался:

– У меня жена была! Дети! На моих глазах! В такой ров! Всех с вилаята согнали, велели копать! – Васитец зашелся во всхлипываниях.

Потом продышался и застонал:

– А я, выходит, сам им яму вырыл! Целый день копали! Сын мне помогал!

И завыл, вцепившись руками в волосы: