Среди грабителей и убийц. Воспоминания начальника сыскной полиции - Иван Дмитриевич Путилин

об исчезновении у нее жильцов: уфимской купеческой дочери Елены Шаршавиной и личного почетного гражданина Бунакова; что он, пристав, послал Грошеву в Александровскую больницу и она нашла в покойной сходство с Шаршавиной, но поручиться за него не может.

И не надо. Поручатся другие.

Я тотчас сделал распоряжение навести точные справки обо всех местопребываниях Шаршавиной в Петербурге, о дне ее приезда, так как она приезжая, а равно такие же справки и о Бунакове. Эти справки я получил без замедления в тот же день.

Оказалось, что на Лиговку в комнаты Грошевой она с Бунаковым приехала в ночь со 2 на 3 сентября из Москвы, но что до этого времени, а именно с мая месяца, она, все также с Бунаковым, жила в меблированных комнатах по Невскому проспекту, в домах № 56, 82, 124.

Я сейчас же вызвал из этих заведений прислугу и послал для опознания трупа в Александровскую больницу. Сомнений не оказалось. Все сразу в трупе признали Елену Ивановну Шаршавину, бывшую в любовной связи с Бунаковым, который почему-то скрылся.

Прямое заключение: он – или тоже жертва, или убийца. Последнее, по показаниям Грошевой, вернее.

Они приехали с пятницы на субботу. В субботу Грошева мельком видела Шаршавину, подавая им самовар. В воскресенье, в 5 часов утра, Бунаков вышел, заперев за собой комнату, и вернулся с пучком веревок и рогожами; часов до 12 он возился у себя; потом вышел снова, вернулся тотчас с каким-то молодым человеком в фартуке, вынес с ним длинный упакованный тюк и повез его на Варшавский вокзал.

Затем, вернувшись часа через полтора, он заявил, что должен немедленно уехать в Москву. На вопрос, где жиличка, он ответил, что, вероятно, она уехал раньше, и уехал в 4 часа дня.

Сомнения не могло быть, что убийца – он, и я, продолжая допросы номерных и коридорных, в то же время сделал распоряжение через приставов найти извозчика, который утром 4 сентября взял с Лиговки, дом 14, тюк и отвез на Варшавский вокзал, и того человека, который помогал вынести тюк, а одновременно велел собрать справки обо всех странствованиях Бунакова с Шаршавиной и послать о них запрос в Уфу.

Каждое открытие преступника кажется посторонним людям случайностью, и я в этом рассказе специально хочу обратить внимание на то, сколько нами предпринимается мер для розыска.

Каждое открытие преступника кажется посторонним людям случайностью, и я в этом рассказе специально хочу обратить внимание на то, сколько нами предпринимается мер для розыска.

Итак, я отдал приказ разыскать извозчика и носильщика, и на другой день они уже были доставлены ко мне в сыскное. Первым я опросил носильщика. Он оказался маляром и объяснил, что около 12 часов он с товарищами шел с работы из дома Пожарского по Лиговке. Когда они проходили мимо дома 14, к нему подошел мужчина лет 45, с бородой, одетый по-русски, в длинном пальто, и попросил помочь ему вынести из квартиры тюк. Маляр тотчас согласился.

Мужчина повел его по лестнице на второй этаж и, войдя в квартиру, попросил его подождать. Маляр ждал минут пять. Потом мужчина позвал его в комнату. Он пошел за ним по длинному коридору, вошел в маленькую комнату и увидел тюк, упакованный в рогожу, длиною аршина два, с одного конца толще, с другого – тоньше.

Маляр взялся за тонкий конец, тот – за толстый, и они с усилием вынесли его на улицу. Там мужчина сторговал извозчика на Варшавский вокзал за 40 копеек, сел, поставил тюк толстым концом вниз, заплатил маляру 5 копеек и уехал.

Извозчик прибавил немного к этим показаниям: мужчина по дороге объяснил ему, что тюк этот не его, а везет он его по поручению товарища. Унес тюк на вокзал, вернулся, отдал деньги, попросил довезти его до Обводного канала, там слез и ушел.

После них я велел найти и допросить лавочников, которые продали рогожи и веревки, и из их показаний выяснилось, что везде фигурировало по описаниям одно и то же лицо, а именно Бунаков.

В то же время один из номерных сделал интересное для меня заявление. Когда Бунаков жил по Невскому, в доме 56, к нему заходил в гости молодой человек, которого Бунаков звал Филиппом и которого номерной описал довольно подробно.

Розыск его для дела был необходим, так как через него можно было напасть на след убийцы. Я тотчас распорядился отыскать его.

Но 7 сентября он явился ко мне сам.

Не могу не высказать здесь своего мнения о пользе печати в нашем деле. Многие выступают за сохранение глубокой тайны в деле розыска, чтобы, дескать, преступник не мог воспользоваться сведениями о розыске для своего сокрытия. Отчасти это так, но рядом с этим оглашение некоторых моментов розыска, а главное, оглашение того, что нам нужно, нередко может принести громадную пользу.

Хотя бы в данном случае.

Быть может, мы бы и не нашли этого молодого человека, оказавшегося самым для нас полезным помощником, но на помощь явилась печать, и он пришел к нам сам, прочитав в газетах, что мы ищем неизвестного молодого человека, посещавшего Бунакова.

С момента его прихода дело сразу приняло благоприятный оборот. 7 сентября утром мне доложили, что ко мне настоятельно просится какой-то молодой человек по фамилии Петров. Я приказал впустить его, и в кабинет вошел симпатичной наружности блондин.

– Что вам угодно? – спросил я, приглашая его сесть.

– Я, собственно, к вам по делу Бунакова, – ответил он застенчиво.

Я тотчас насторожился.

– У вас есть какие-нибудь о нем сведения?

– Да-с. Я, вероятно, тот самый молодой человек, который посещал Бунакова и которого вы ищете. Я так думаю, потому что, кроме меня, он никого не знает в Петербурге.

– Что же вы можете рассказать? Кто вы?

– Я мещанин города Бирска из Уфимской губернии, Аполлон Петров, – он подал мне свой паспорт, – и приехал сюда искать места. А этого Бунакова знаю я с детства.

И дальше он рассказал все, что знал о Бунакове.

Оказалось, что этот Бунаков, по его словам, очень состоятельный человек и имеет в Златоустовском уезде до 50 тысяч десятин, купленных у башкир, из-за которых теперь судится и дошел до Сената. Что женат этот Бунаков на некоей Елене Максимович и живет в городе Уфе, в доме Шаршавина, снимая у него половину дома.

Семья Шаршавиных состоит из двух сестер: Елены Ивановны и Веры Ивановны. Вера Ивановна замужем за морским капитаном и торгует оренбургскими платками, а Елена Ивановна никакими делами не занималась, была девицей