Говорящая собака - Марк Барроклифф

Конечно, все это были нелепые напыщенные фразы, не имевшие никакого подтверждения в действительности. Я всегда был патетичен: и когда согласился на обман доверчивой миссис Кэдуоллер-Бофорт, и когда сдавал пса в приют, и сейчас, когда меня разоблачили.

— То, что мы собираемся сделать, не считается, — заявил Майлс. — Считается то, что мы сделали. Вы действовали как проходимец и, значит, понесете наказание как проходимец. А теперь, простите, у меня есть некоторые обязательства перед порядочными людьми.

— Я готов помочь вам, чем только смогу, — обреченно сказал я ему вослед, но он, кажется, не услышал.

— Давай же, детка, — сказала Линдси, — мы должны держаться вместе, нам надо быть сильными, раз уж попали в такую историю. — С тех пор как она стала заниматься бизнесом в сфере недвижимости и у нее появилось больше времени смотреть по утрам телевизор, манера ее речи заметно изменилась. Это покровительственно-нетерпеливое: «Давай, детка», — такого я раньше за ней не замечал. — Не станет он обращаться в полицию. Давно бы пошел туда, если бы хотел. Ему нужен кусок пожирнее, вот он и раскручивает тебя, загоняет в угол, потому что у тебя, как у агента, заключившего сделку, положение самое невыгодное. — С этими словами Линдси почти по-матерински чмокнула меня в лоб.

— Здесь может быть и другое объяснение, — вмешался я, отпивая из большой чашки с отбитой ручкой, которую прихватил с работы во время переезда. Той самой, подаренной Люси, с надписью: «Чашка Дэвида».

— Какое же? — пожала плечами Линдси, возясь с плитой.

Мы купили новую модель, из тех, суперсовременных, и никто из нас не мог справиться с таймером. Насколько я понимал, это было как-то связано с кнопками на передней панели. Включалась эта чудо-печь по собственному произволу. Так, когда тебе надо было что-то приготовить, она изображала полную безучастность, будто бы и не являлась приспособлением для варки и жарения, а была сконструирована для каких-то иных, более высоких целей. Проснувшись среди ночи, чтобы сходить за стаканом воды, можно было обнаружить горящую лампочку индикатора духовки, как будто там готовился какой-то призрачный пирог.

Идея состояла в том, что Линдси закладывала утром в духовку лазанью, в шесть вечера плита начинала ее запекать, а к половине седьмого, когда мы возвращались с работы, ужин был уже готов.

— Может быть, он хочет докопаться до моей подноготной, — сказал я. — Ведь до сих пор ему приходилось иметь дело с обезличенными корпорациями, так что ему было все равно, против кого он ведет дело, сплошные абстракции. Может, он надеется запугать нас, чтобы взять над нами власть с самого начала, хочет проверить, способны ли сопротивляться его оппоненты. Ему нужно почувствовать исходящий от нас запах страха.

— Ага! — воскликнула Линдси, когда огонек на плите загорелся. — Заработала! Я бы могла пойти к нему и объясниться. — Свет в печке опять погас, и Линдси испустила огорченный вздох. — Не беспокойся, — разочарованно произнесла она. — Где он остановился?

— «Хотел Хотел» в Брайтоне.

— Вот и хорошо, — самодовольно улыбнулась она. — Я сама пойду на встречу и все улажу.

— Позвони мне сразу, как только что-нибудь прояснится. Что бы он ни сказал.

Я был готов к любому ответу, заранее настраиваясь на самое худшее. На самом деле я фактически сдался. Я уже не хотел, чтобы Линдси куда-то ходила и что-то выясняла. Лучше бы он пошел в полицию и выложил им все как есть. Наказание, которое я бы понес, означало отмщение — и все. На этом можно было покончить. Однако бывают случаи, когда помышляешь о бегстве и сдаче в плен одновременно. Я смотрел, как Линдси садится в «лендровер» и отправляется на встречу с Майлсом, когда у меня за спиной проскользнул агент по недвижимости с двумя клиентами: наш дом еще три месяца должен был оставаться демонстрационной моделью.

Был канун Рождества, и ледяной дождь обещал обратиться в настоящий снег. В это время года смеркаться начинает уже в середине дня, и поэтому по всей округе уже горели огни.

Я посмотрел на часы. Полпервого. Через полчаса я должен появиться на нашей ежегодной «корпоративной вечеринке». Желание присутствовать на этой попойке у меня было такое же, как у больного циррозом печени. Пить мне совершенно не хотелось, и я боялся, что если выпью, то буду не в состоянии говорить с людьми, просто не смогу никого видеть. Я вызвал такси на случай, если мне все-таки придется набраться за компанию.

Машина устремилась по Даунс к Ворсингу, и мысли мои вновь обратились к Пучку. Я понимаю, что это сентиментально и отдает умильной рождественской картинкой: собака одна в приюте в канун Рождества, но именно так все и обстояло.

А ему следовало быть дома со мной или ждать моего возвращения, жадно обнюхивать подарки, пытаясь угадать, что там спрятано под слоями подарочной бумаги и фольги, завязано этими разноцветными ленточками. Представляю, какую бы радость это ему доставило. Как бы он тыкался носом в буфет, где припасена для него завернутая в такую же упаковку рождественская косточка!

И выскажусь в защиту сентиментальности: черствое сердце не завело бы меня так далеко. Если бы, повстречавшись с миссис Кэд-Боф, я не поддался мысли: «О, бедная старая леди, она так одинока. О ней даже некому позаботиться», то потом мне бы не пришлось с ужасом обнаружить, что о ней очень даже есть, кому заботиться и этот некто с успехом может позаботиться о ком угодно и обо всех сразу. Я, к примеру, его стараниями могу оказаться за решеткой.

И теперь, даже появись у меня такое желание, я не мог забрать Пучка, как бы того ни хотел: скоро на своей шкуре почувствую, что значит сидеть в клетке. Теперь не имеет значения, что думает Линдси, я все равно не смогу ухаживать за собакой.

Такси притормозило возле «Красного Эла». Полное название — «Ред Эл'с Блу Нахо Пэлис». Это было довольно новое мексиканское заведение с массой изолированных зальчиков, расположенное на набережной. Рождественские вечеринки были в разгаре, дудели рождественские «казу», подавали на стол традиционные коктейли «Маргарита», легкий стриптиз — короче, веселье в самом разгаре. Полвторого, я припозднился.

Осмотревшись, среди праздничных флагов и декораций я отыскал наш столик. Зрелая команда, способная наполнить гордостью сердце любого босса: Энди, Дрю и Эндрю, трое агентов, все в традиционных бумажных колпачках и с галстуками набекрень. Была еще практикантка Мэйзи, которую под разлагающим влиянием Дрю стошнило потом на пороге собственного дома.

Здесь присутствовали и оба уборщика, которые пытались выпить больше собственного веса. Их взгляды прожигали меня насквозь — я снова стал задерживать зарплату. Мы набирали персонал в разгар бума, подъема деловой активности, когда приваливали кучи денег от покера, а теперь наступили времена банкротства и покерных долгов.

Здесь также, к моему несказанному удивлению, присутствовала Люси.

Я протиснулся мимо пары пышнотелых танцоров, двигавшихся точно раненые медведи, и добрался до столика. Мое появление было встречено рукоплесканиями.