Бангкок - темная зона - Джон Бердетт

— Пока она была в Штатах.

— Да.

— Легко поверить, что вмешался Будда и преобразил всю вашу карму. Даже освободил от обязанности возвращать долг.

— Вот именно.

— И что же произошло, когда вернулась Дамронг?

Гамон вновь повернулся к окну.

— Ее арестовали за проституцию и содержание с ее американским мужем публичного дома в Форт-Лодердейле. Ее это нисколько не тронуло, но она разозлилась на американцев. По ее словам, все они либо половозрелые мальчики в обличье мужчин, либо животные. Она презирала мужа. Прожила два года, не испытывая ни малейшего чувства в душе. Для женщины, даже такой, как она, это серьезное испытание. Последние двенадцать месяцев она только и делала, что бредила мной.

— Она вам писала?

— Присылала электронные письма. В Камбодже очень вольные правила. Монахи постоянно рыщут в Интернете — это нисколько не возбраняется.

В его прожаренной комнате мой резкий вдох прозвучал как шипение вырвавшегося из баллона воздуха.

— Вы жили раздвоенной жизнью.

Гамон кивнул.

— Я не мог сообщить ей по электронной почте, что стал подлинным монахом. Не хватало решимости.

— А затем она вернулась из Соединенных Штатов.

— Затем она вернулась из Соединенных Штатов, — кивнул он и хмыкнул почти весело. — Дамронг кипела от ярости из-за того, что я стал недоступен. — Гамон кашлянул. — Вы знаете Камбоджу. Она дала взятку каким-то монахам, обрила волосы, оделась в белое и пробралась в монастырь в качестве послушника. — Гамон неожиданно с вызовом улыбнулся. — Можете себе представить? У меня два года не было женщины. А она, обнаженная, с бритой головой, выглядела очень эротично. Молчаливая, овеянная тайной, при свете свечей. Безумие! — Он помолчал. — После той ночи что бы я ни делал, победа, разумеется, осталась за ней. Я пытался сосчитать, сколько нарушил запретов: совокуплялся с женщиной, приютил ее под своей кровлей, обманул настоятеля, — обычные проступки. Она приходила ко мне каждую ночь в течение двух недель, пока опять не уехала.

— Так продолжалось и дальше?

— Конечно.

— Приспособиться вы не могли — не было ни малейшей возможности. Приходилось делить себя пополам.

— Когда она возвращалась к проституции, я каждый третий день медитировал в течение суток, пока не вытеснял ее из своих мыслей. Випашьяна — действенное оружие, с какой бы целью его ни применяли. — Гамон мрачно покосился на меня. — Но слабому монаху не дает покоя даже его победа. Даже в безмятежности скрываются демоны.

Я поднялся, подошел к маленькому оконцу и посмотрел во двор поверх его плеча. Три слона собрались вместе и нюхали землю в том месте, где пролилась кровь Бейкера. Если провести некоторое время рядом с этими животными, начинаешь понимать, откуда берется их феноменальная сообразительность. Я нисколько не сомневался, что они умеют общаться между собой и теперь обсуждают случившееся. Я невольно испытал страх, глядя на их всезнающие головы с пытливыми хоботами. Казалось, они понимают все на свете. Похоже, меня начинали засасывать джунгли.

— Но самая большая травма, которую вы испытали, была, несомненно, та «слоновья забава», во время которой полицейские убили вашего отца.

Гамон пожал плечами.

— Скорее не травма, а инициация. Мне было чуть больше десяти лет, и до того случая сестра и другие взрослые для меня принадлежали к миру богов. Когда выкатили бамбуковый шар, я решил, что это только игра. Прошло пятнадцать минут, и я повзрослел. Но истинным откровением оказалась для меня ее радость, невероятный энтузиазм, с каким она делала фотографии. Специально купила дорогую «минольту» с большим черным объективом с изменяющимся фокусным расстоянием. Когда я только начал медитировать, это была самая неотвязная картина в моей голове, с которой приходилось бороться: не то, как умирает отец, а как сестра носится с фотоаппаратом и снимает его смерть. Ее ликование, ее безумные победные крики. Дамронг была всем, что я имел, и это она ввела меня в мир, который я считал реальностью. Что еще требовалось? — Гамон кашлянул. — Но это событие изменило и ее. — Он посмотрел на меня, словно ожидая вопроса.

Я кивнул.

— Продолжайте.

— Это был ее первый большой успех. Она стала понимать, какой обладает властью. Ведь одним ударом уничтожила монстра — источник наших ночных мучений. И больше не чувствовала себя жертвой. — Гамон весь трясся, даже не пытаясь справиться с эмоциями. — Это она настояла, чтобы нам разрешили смотреть. Когда узнала, что задумали полицейские, уговорила, чтобы позволили нам присутствовать. Ведь до этого нас не хотели пускать.

Мне нечего было ответить, и я только судорожно вздохнул. Казалось, прошло не несколько мгновений, а целые века. Повернувшись к Гамону, я увидел, что он тоже пристально смотрит на слонов.

— Магия использует силу ритуала, который не более чем умение сосредоточить сознание на запретных знаниях. В любой культуре темные силы остаются глубоко похороненными, пока кто-нибудь вроде нее их не выкопает. Дамронг больше не собиралась выступать в роли жертвы, даже жертвы смерти. Намеревалась превратить собственную смерть в свою самую значительную победу, для которой требовалось еще больше крови. Она понимала, что рано или поздно потеряет меня — я уйду к Будде, — и решила, выйдя из игры в кульминационный момент, управлять мною с другой стороны, где должна была обрести несравненно большую власть.

Он посмотрел на кипу желто-оранжевой ткани на полу, затем снова перевел взгляд на меня.

— Детектив, я был младшим ребенком в семье, привык слушаться старших. Что мне делать?

— Прежде всего облачитесь. Раздеваться непозволительно. Это разрешается только общине.

Я оставил его, спустился по грубой деревянной лестнице, пересек двор и, оказавшись в своей лачуге, приготовился встретить пекло нового невыносимого дня. Из окна смотрел на закрытую дверь жилища Гамона и думал: какой бы монстр там теперь ни возрождался, его час наконец настал.

Вчера еще одно событие нарушило нашу смертную скуку. Несколько кхмеров решили позабавиться, убив слона, который после смерти Бейкера оказался лишним. Наблюдая за жестами и ухмылками кхмеров, можно было понять, что они задумали. Пристали к дрессировщику, и тот пытался их отговорить. Судя по всему, убеждал, что они сошли с ума, задумали дурное дело, из которого ничего хорошего не выйдет. Но кхмеры только рассмеялись и взялись за автоматы. С безопасного расстояния с противоположной стороны двора пробили слону череп, разорвали пулями хобот. Благодаря своей невероятной силе он жил еще час после того, как убийцы перестали палить. Кхмеры пришли в восторг, наблюдая, как другие животные, жалобно стеная, подошли к умирающему и, не переставая издавать бессловесные крики отчаяния, обнюхивали и поглаживали сородича хоботами. Красным кхмерам казалось это забавным.

Но когда днем они улеглись спать на балконе хижины, слоны напали. Одному из тех, кто спал на балконе, удалось убежать. Смит, Танакан и я смотрели, как животные в разгуле первобытной ярости, фыркая и бешено трубя, уничтожили дом и человека. Они снова ощутили себя владыками. Прошло всего несколько минут, и на месте, где стояла хижина, осталась щепа, кости, кровь и пригодное только на дрова дерево. Гиганты разметали хоботами бревна и стали в неистовстве протыкать бивнями мертвого кхмера, что было совершенно излишним выражением мести, потому что они уже до этого растоптали ему грудь. Танакан и Смит посерели. Думаю, что и я тоже.