Город Антонеску. Книга 2 - Валентина Исидоровна Тырмос
Шрифт:
Интервал:
Но зачем это папа все лицо мне этим платком замотал?
Давит он мне, этот платок, правое ухо совсем согнулось.
Я уже хотела от этого платка совсем размотаться, но тут к нам в комнату вошел дядя Степа, и я обрадовалась.
Дядя Степа – кучер из нашего цирка, и я знаю его давно.
Он, наверное, немножко страшный, потому что у него нету носа.
Просто нету, и все!
Вместо носа у него на лице большая дырка!
Но я дядю Степу совсем не боюсь. Я даже немножко люблю его.
Он добрый. Он когда-то давно, когда еще войны не было, катал меня не лошадке и позволял кормить морковкой слониху.
Дядя Степа вошел в комнату и сразу наклонился ко мне: «Ну что, Роль-игрек? – назвал он меня старой дразнилкой. – Как поживаешь? Хочешь на лошадке кататься? Тогда давай пять!»
Он взял меня за руку, и мы начали спускаться по лестнице. Вот поэтому я так и не успела от этого платка размотаться и пошла кататься замотанная.
За нами Тася с папой тоже стали сходить с лестницы. Медленно – со ступеньки на ступеньку.
На улице нас уже ждала толстая коричневая лошадь и привязанная к ней повозка. Мы с дядей Степой подошли к повозке, и я хотела сразу же залезть на козлы. Всегда, когда мы едем кататься, я сижу с дядей Степой на козлах и вместе с ним держусь за вожжи, и даже кричу: «Но-о-о!»
Но тут я увидела, что мое место на козлах занято.
Вместо меня там сидел какой-то большой непонятный человек.
Тетя-дядя, какая-то.
Голова у этой Тети-дяди тоже замотана платком, но лицо открыто.
Ой!.. Что это? Это же не лицо!..
Я испугалась…
Я кажется… очень испугалась…
Но плакать не стала – вспомнила то, что рассказывал мне папа.
«Вечером, – сказал он, – к нам приедут незнакомые тебе люди. Они очень плохо выглядят, и многие их боятся. Но ты не должна бояться. Эти люди – наши друзья. Они хотят нам помочь убежать от немцев».
«Но почему эти люди так плохо выглядят?» – спросила я.
«Потому что они больные. У них болезнь такая. Называется: волчанка».
«А они когда-нибудь вылечатся?» – пожалела я наших друзей.
«Я надеюсь, – сказал папа. – Вылечатся и будут, как все».
«Но тогда почему их боятся?» — снова спросила я.
«Боятся заразиться, – ответил папа. – И напрасно – волчанка болезнь не заразная. Она только похожа на другую, заразную, болезнь».
Папа объяснил мне все это очень хорошо – вот поэтому я не заплакала.
Мне только обидно было, что мое место на козлах занято.
Дядя Степа, наверное, это понял.
«Не обижайся, Роль-игрек, – сказал он. – Мы с тобой в другой раз поедем кататься!»
Ладно, подумала я. Сегодня мы все равно не едем кататься.
Сегодня мы едем «исчезать».
«Давай я тебя подсажу», – сказал дядя Степа.
Он высоко поднял меня и засадил в повозку, прямо на какие-то мешки.
Там, на мешках, уже сидели несколько этих людей, которые тоже, наверное, больные этой не страшной волчанкой, потому что тоже, как Тетя-дядя, очень плохо выглядели.
Но я старалась на них не смотреть.
Папу положили на самое дно и укрыли хорошенько одеялами.
Последней к нам на мешки залезла Тася, села напротив меня в самом конце повозки и говорит дяде Степе: «Все, Степочка, с Богом!»
Дядя Степа крикнул своей лошадке тихонечко так: «Но-о!»
И мы поехали…
Медленно-медленно.
Наверное, потому, что очень темно было вокруг.
Темно и тихо. Только копытца лошадки нашей по камням цокают.
А потом дядя Степа сказал: «Подъезжаем к заставе».
И сразу же замелькали огоньки.
Это немцы, которые заставу охраняют, стали светить фонариками и кричать по-своему: «Хальт! Хальт!»
Дядя Степа крикнул, конечно, лошадке: «Тпру-у-у!»
И мы остановились.
Тут немец один подбежал к повозке и двинул фонариком прямо в дядю Степу, а потом в Тетю-дядю.
И тут… тут такое началось… вы не поверите… немец отпрыгнул от повозки, уронил свой фонарик на землю и как начал орать.
Прибежали еще другие немцы и тоже стали орать.
Орут и орут, и светят фонариками, но близко к нам не подходят.
Только руками машут: «Ехать! Ехать! Шнель! Шнель!»
Дядя Степа поднял свой кнут и изо всей силы хлестнул бедную лошадку.
Лошадка присела на задние ноги и рванула так, что наша повозка даже подпрыгнула. Я подумала – вот сейчас мы перевернемся. Но мы не перевернулись, а поскакали.
Сначала быстро, быстро, а потом уже медленно.
Тут Тетя-дядя встала на ноги, перешагнула через козлы и плюхнулась на мешок прямо рядом со мной.
Она перемотала платок, спрятала свое лицо и вдруг обняла меня одной рукой за плечи и говорит басом: «А менэ клычуть дядько Пахом».
Так мы едем и едем. Тася с папой, а я с дядькой Пахомом. Он хороший, дядька Пахом, он немцев напугал, и я уже не сержусь, что он мое место на козлах занял.
Тася отодвинула одеяло, положила папину голову к себе на колени и что-то говорит ему тихо в самое ухо.
Мне холодно.
Я прижимаюсь к теплому боку дядьки Пахома и засыпаю.
Событие двенадцатое: Каменное Чудовище
Кривая Балка, март 1944 г. Более 880 дней и ночей под страхом смерти
Когда они добрались до Кривой Балки, была уже глубокая ночь.
Больные волчанкой сошли у главного корпуса люпозория, а Ролли с родителями Степа Мельник отвез в село, где в хате Галины и Михаила Барданова они должны были дожидаться спуска в катакомбы.
Михаил Иудович Барданов – бывший главный агроном колхоза им. Тараса Шевченко, как оказалось, был командиром партизанского отряда. И именно он, Барданов, по просьбе странного человека, называвшего себя Николаем Николаевичем, разрешил «в виде исключения» спустить в катакомбы еврейскую семью.
Катакомбы…
Знаменитые одесские катакомбы…
Катакомбы Усатова, Нерубайского, Куяльника, Кривой Балки…
Сколько написано о них, сколько легенд ходит о них по свету!
Одесские катакомбы уникальны и ничем не похожи на исхоженные туристами катакомбы Рима, Парижа, Киева, которые не более как просто подземные кладбища.
Одесские катакомбы не имеют ничего общего со смертью – они связаны с Черным морем и с Белым городом, словно в сказке вынырнувшим из его ласковых синих волн.
В давние времена воды Черного моря занимали значительно большую площадь,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!