Девяностые. Север. Повести - Владимир Маркович Гринспон

слезившиеся на ветру глаза, вытащил пару и молча протянул девушке.

Та, не переставая всхлипывать, буркнула что — то не разборчивое в ответ, но взяла салфетки. Первым делом она громко высморкалась, и уже второй салфеткой начала вытирать лицо. Звуки плача на время притихли, хотя слезы еще катились по щекам.

— Ну, давай. Начинай, — Олег Николаевич уселся плотнее на скамейке.

— Что начинай? — Сквозь слезы с хрипотцой спросила она.

— Рассказывай, что за беда случилась? Откуда горе такое?

Она резко повернула к нему зареванное лицо.

— Вы бы, дедушка, шли своей дорогой. Это не ваше дело.

И опять отвернулась, согнулась горестно, ладошками охватив щеки. Но плакать перестала. Сидела, насупившись.

Олег Николаевич не спешил. Ждал. Он знал — у молодых всё случается быстро. И страшное, по их мнению, горе, и неожиданное бурное веселье. Помолчали. Она его больше не гнала. И он не уходил. Думал — мало ли что, у девчонки? Уйдешь, а она ошибок понаделает.

— Так от чего девица плачет? — тихо и участливо спросил он, — может дедушка и поможет чем?

— Да вы не поймете! Это только меня касается. Посторонним и знать не надо.

В ее словах стало меньше гнева, больше вопроса, чем утверждения.

— Да я и не посторонний. Вон в том доме, через дорогу живу. Ты, небось, тоже здешняя, Бутовская? Тогда мы соседи. Ни какие не посторонние. Давай посидим. Ты в себя придешь, а то лицо распухло, люди пугаться будут. И расскажи, в чем сыр — бор. Если не военная тайна. Если тайна, то нельзя.

Олег Николаевич говорил без остановки, не особо вникая в суть. Он знал, девочке нужно участие. Оно снимает кажущееся ей огромным, страдание. Переключает внимание. Он не был психотерапевтом. Всю жизнь проработал инженером. Но за свои три четверти века хорошо знал людей. Чувствовал их интуитивно. И редко ошибался.

— А для начала скажи, как звать тебя, а то неудобно. Меня Олегом Николаевичем зовут.

— А я Галка. Галина, но мама зовет Галка. И друзья.

— А не друзья ли тебя до слез довели, Галка?

— Нет. Только один, Антон. Обманул.

— Видать крепко он тебя обманул, раз такие слезы! Тысяч на двадцать, я так считаю!

Он нарочно пошутил про деньги. Знал — тут, конечно, не в этом дело. И угадал. Она ответила с горячностью, с возмущением. И это помогло ей поведать суть.

— Да что Вы! Какие деньги!? Он с Элиной в Переславль уехал. Я знаю, она его давно звала. А обещал со мной быть сегодня. Мне на Фейсбук пришло — Антон Горелов находится в Переславле — Залесском. А мне СМС прислал, что другу машину чинит.

Господи, вот горе, так горе, подумал Олег Николаевич. И успокоился. Но виду не подал.

— А Антон кто? Уж не жених ли твой? Разгоревалась — то чего?

— Что Вы! Какой жених. Рано мне еще об этом думать. Вот будет двадцать, колледж закончу, может тогда. А с Антоном встречались. Он мой парень. Нравился мне. Веселый. А вот оказался вруном. Горько. Я ведь думала, что у нас серьезно. Он мне даже курсовую делать помогал.

— Ты, Галка, не плакать должна. Радоваться, что так получилось.

— Это с чего же у меня радость — то? — Она вытаращила от удивления свои зеленые глазищи, — У меня парня уводят, а мне радоваться?

— Да. Повезло тебе, — Олег Николаевич сделал паузу, — повезло, что сейчас правду о нем узнала. А как прошло бы года два, да о свадьбе речь зашла, да еще хуже ты бы от него ребеночка ждала. И тогда бы всё открылось, про его нечестность и предательство. Вот тогда бы горе было. Настоящее. Так что повезло тебе, девушка! Во время ты его раскусила.

Галка посмотрела на Олега Николаевича совсем по — другому. Оценила, видимо, его логику. Задумалась.

И вдруг улыбнулась сквозь еще не совсем просохшие слезы. Улыбка у нее была такая открытая, как у детей. Даже на щеках обозначились ямочки.

— А я, дура, плачу. Из — за кого?! Один он что — ли? Да, красивый, веселый. На него девочки оглядываются. А душа…

Да! Мне точно не такой нужен.

Она прихлопнула ладошкой по коленке.

— Да, дура я и есть. Только с кем я теперь подработку найду? Он обещал.

— Да, он тебе многого наобещал. А что за подработка?

— Мы с Антоном в одно кафе в начале лета устроились. Он на повара учится. Он поварам помогал. Я посуду мыла. Даже официанткой не взяли. Месяц отработали. Хозяин армянин. Толстый, жадный. Стал ко мне приставать. Раз в подсобке еле отбилась. Когда Антону сказала, он пошел скандалить. Арсен — хозяин сказал, что мы не прошли испытательный срок. Дал по пять тысяч и выгнал. Это почти за весь месяц. Теперь Антон хотел в Макдональдс, а я искала по специальности. Но пока ноль.

— Какая у тебя специальность — то, Галка? — Олег Николаевич уже понял, что его план по прекращению вселенского горя сработал, но продолжал беседовать. Ему нравилась эта порывистая девчушка, все мысли и чувства ее были крупно прописаны на ее открытом личике.

— Я педагог, — гордо поведала Галка, — учусь на воспитателя дошкольных заведений.

Олег Иванович быстро поднялся и подал руку девушке.

— Пошли, педагог, я тебе подработку уже нашел. Тут рядом.

— Как же, дедушка, мы же только познакомились, а вы уже…, она замялась, подбирая слова.

— Какая разница, когда познакомились. Иди уже. Там увидишь, прыткая.

Они перешли через дорогу и поднялись на четвертый этаж старого панельного дома в 17 этажей.

Олег Николаевич отпер дверь и прошел в небольшую прихожую.

Вот тебе Галка, тапки. Проходи, — и в комнату, — Валя, ты лежишь?

Из кухни раздались шаркающие шаги. Появилась низенькая, бледная старушка в простеньком халате. Седые волосы были стянуты на затылке в маленький пучок. Она подслеповато прищурила глаза:

— Кто это к нам пожаловал? — тихо промолвила, почти прошептала она.

— Это Галя, мы только что в парке познакомились. Хочет работать на каникулах по специальности.

— Хорошо. Я сейчас чаем займусь, — бабушка повернулась назад, в кухню.

— Нет — нет, ты ступай и ложись. Мы тут сами. Вот Панадол выпей. Температура — то какая?

— Хорошо, Олежек, лягу. Последний раз 38.2 была.

— А мы давай на кухню, — Олег Николаевич взял Галку за отворот на рукаве и потянул в дверной проём, — там тебе всё и доложу. А ты мне про своё житье расскажешь.

Он налил воды в чайник и присел на табуретку. Поглядел на ходики, что громко тикали на стенке. Вот минут через двадцать и