Невеста без места - Наталья Сапункова

— Вот, — под руку попалось обручье с рысями, его Велька и показала Заринье, — но если я не знаю, в чем проклятье заключается? Как же его снимать?

— А и не надо знать. Думай о том, что тебе нужно своей ворожбой ту, чужую, уравновесить, а остальное само придет, как танцевать начнешь. Ну, пойдем! — она взяла Вельку за руку и повела по лугу… вроде как круг они описали, а потом петлю, и…

Исчез луг.

Оказались они у огромного костра, во много шагов шириной, но пламя само было невысокое, едва ли Вельке по колено. Много дев с длинными косами, молодых, дивно красивых костер этот окружили, и они с Зариньей стали среди них. С любопытством Велька рассматривала дев, многие, встретившись с нею взглядом, приветливо улыбались, некоторые отворачивались.

И все они — жар-птицы, так, что ли?

Даруна ведь ее предупреждала птиц бояться, говорила — заклюют. Это кто же ее здесь заклюет?..

Вельке было не страшно, не так, как в Яви перед крадой. Теперь она неведомым чувством ощущала, что сильная, сильнее многих… если по отдельности брать, не всех вместе, конечно.

— А мне обещали, что вы заклюете меня… вы, жар-птицы…

— Нет, сейчас я с тобой. А потом — от тебя зависит, от урока твоего!

— От урока?..

— Смотря о чем волхвовать станешь! Или осторожной не будешь. Может, не заклюют тебя, а сама упадешь, силы потеряешь. Не все просто бывает!

— А где же огневая богиня? Она здесь? — повернулась Велька к Заринье, спросила, не удержалась.

Засмеялась Заринья, и девы, что вопрос услышали, тоже.

— Ты опять простой ответ хочешь, а его нет, говорю тебе. Богиня может быть одной из нас, а может сразу всеми. Много у нее и имен. Если постараешься, она будет сейчас Вельей из Верилога! Ну, иди, а я тебя поберегу, так и быть, — и она подтолкнула Вельку к огню, — танцуй! И думай, о чем нужно! Если получится, ты поймешь!

И Велька шагнула, поставила ногу прямо посреди пламени, закружилась, Заринья тут же ступила рядом, и другие огневки, не все, заходили в огонь, смеялись, им было хорошо и весело.

Ноги поначалу жгло, но это быстро прошло, стало скорее приятно. И Велька рада была бы просто плясать, не думая еще и про кариярское проклятье, но…

Что же про него думать-то? Что там должно ворожбу неведомую перевесить?

Весы вот, словно бы рядом с костром этим стоят, большие, в человеческий рост, и лежит на одной чаше темное что-то, на большой булыжник похожее.

Или впрямь весы стоят? Велька, кружась, чашу тронула — она качнулась.

Стоят весы. А другие плясуньи мимо смотрят, как будто не видят ничего, кружатся, искры вокруг летят…

Сняла она обручье рысье с руки и на пустую чашу бросила. Та не шелохнулась. Тогда Заринья рукой подхватила язычок огня и на чашу бросила, и Велька так же принялась огоньки ловить и на чашу бросать…

Некоторые больно жгли. Хорошо, что только некоторые…

А иногда они утекали между пальцев…

Чем больше огневок плясало и кружилось рядом с Велькой, тем больше огоньков удавалось ей бросить на чашу. А потом поняла она, что устала плясать, из сил выбилась, еще немного — и хоть падай прямо тут, посреди костра, и не удавалось больше ей подхватить ни одного огонька, а чаша все не желала опускаться…

Тогда Заринья бросила огонек, потом еще один — и качнулась чаша, вниз пошла, со второй сравнялась.

— Все, хватит! — Заринья вытолкнула Вельку из костра. — Видишь, у тебя получилось.

— Спасибо тебе! Если бы не ты… — Велька от души обняла Заринью.

— Ладно, для того и существуют сестры! Или бабки, — хихикнула огневка.

Тем временем в костре плясали уже другие девы.

— У них свое волхвованье, — пояснила «бабка», — а тебе пора, сейчас обратно полетишь. И помни, нет простых ответов. Сейчас так, потом по-другому может быть. Это Явь только одна и та же.

Кивнув, Велька кинулась к весам забрать рысье обручье, но не было больше тех весов!

Она в изумлении оглянулась на «бабку».

— Об этом не бойся, все будет с тобой. Лети! — Заринья крутнула ее за плечи, и Велька опять взлетела жар-птицей, лишь только представила себя в огненных перьях — и взлетела…

А другая птица полетела рядом.

Поднимались снизу еще птицы, окружали, и скоро Велька опять летела посреди стаи. И так хорошо было лететь, и никто ее не клевал и не бил…

Было холодно. Не зимняя стужа, нет, но неуютная прохлада, которая теперь казалась злее стужи, от нее хотелось спрятаться под одеяло и спать дальше. Велька пошарила вокруг рукой, не находя ничего, что можно было бы натянуть на себя и согреться. И вообще, все было как-то странно.

Неудобно. Жестко. Что-то сыпалось между пальцев.

И Велька пробудилась окончательно, открыла глаза. И не сразу поняла, что же с ней такое приключилось, и проснулась ли она или ей только показалось, что проснулась? Очень уж это на сон походило, может быть, на сон вещий…

Она лежала посреди пепелища, припорошенная остывшей золой. Без одежды. И опять было раннее серое утро, и влажно кругом, будто дождик легкий прошел…

Велька осторожно приподнялась, села. Волосы потрогала… короткие. Косы нет. Она вся грязная, конечно, золой перемазанная, и только шнурок с оберегами на шее.

Увидит кто — испугается!

И воспоминания мутные и непонятные: то она танцует, то летает, как птица. Но это приятные воспоминания. Вернуться бы туда, где она летала, а то что здесь делать?

Там хоть хорошо было! Там ее место.

Она огляделась опять и наткнулась взглядом на что-то белеющее прямо возле пепелища, будто рубаха сложенная.

Рубаха…

Велька встала и, неловко ковыляя — телу еще не вернулась привычные гибкость и легкость, — подобралась к рубахе, подняла, развернула, встряхнула. Именно так, рубаха, самая простая, небеленая, с девичьими узорами, девки в таких в поле работают. И Велька поспешно рубаху натянула, нырнула в это тканое кем-то простое полотно, словно прячась за ним от чего-то волнующего и чужого, что звало куда-то, отвлекая от жизни обыкновенной, человеческой…

Заодно все сразу и вспомнилось. Крада, на которой ее сожгли заживо. Вот они, остатки этой самой крады и есть. Оборотни. Волкобой. Волхва-ягушка. А страх и боль, как ни странно, уже ушли из памяти, потому что…

Да, правильно, она ведь не сгорела, она в жар-птицу превратилась и с другими птицами улетела.

Вспомнилось: «Мы огневки, птицы огненные, мы в огне не горим! В первый раз уж точно! Вернешься туда, откуда улетела».

Вот, значит, вернулась она, откуда улетела. Только это место… место несчастное, век бы его не видеть!